– Да, мне довелось пообщаться со Стариком. Он, видимо, вполне себе счастлив. И очень позитивно настроен… – Грэг вспомнил свой вечерний разговор со старым Коппером; слова Малыша сейчас очень многое объясняли. Многое, вчера показавшееся Грэгу необъяснимым и странным, теперь приобретало новый смысл и становилось вполне логичным.
– Малыш – не слишком-то воинственное имя, – внезапно заметил понемногу приходящий в себя Грэг. – Не правда ли?
– Мы вовсе не воины, – спокойно ответил Малыш Коппер. Он, кажется, совсем не обиделся на это замечание. – Мы – скромная часть Союза Свободомыслия.
– Какого союза?..
– Союз – подпольная организация, которая по мере скромных сил старается бороться против подлого оболванивания и рабской эксплуатации ни в чём не повинных людей, – охотно пояснил Малыш. – В городе, конечно же, довольно много наших; и многие жаждут открыто сражаться. Но мы пока ещё слишком слабы. Мы не готовы. Нет, не сейчас. Мы вынуждены ждать…
– Ждать до тех пор, пока и ваш печальный город постигнет участь Сити Пятнадцать? – с невыразимой досадой и горечью поинтересовался Грэг Хоппер. – Кто знает, когда они решат свернуть и эту часть «эксперимента»?
– Мы ВСЕ очень сильно рискуем, – ответил Малыш. – Но Сити Тридцать Четыре дробь Два пока «на хорошем счету». Они (он снова кивнул головой, напоминая о неких загадочных силах) считают наш город вполне перспективным. И так будет продолжаться и впредь, пока мы находимся в подполье и не проявляем открытой агрессии. Официальный процент недовольства среди наших граждан – один из нижайших… по целой стране, если её ещё можно так называть.
– Похоже, что в вашем запуганном городе безродные крысы гораздо смелее забитых людей! – печально воскликнул бывший монтажник и снова умолк, опять впадая в тяжёлое оцепенение.
Малыш с соболезнованием сжал губы и положил свою руку ему на плечо:
– Грэг Хоппер, мы знаем, насколько тебе сейчас должно быть тяжело. Но ты пойми: твоя трагедия – это всего лишь малая толика, какой бы огромной она сейчас ни казалась, какой бы тяжелой она ни была… На самом деле, трагедия целого погибшего города – это всего-навсего маленький штрих той ужасающе жестокой картины, которую даже мы пока ещё не в силах сложить воедино.
– Что значит «ДАЖЕ вы»? Вы, что же, считаете, что обладаете какими-то ОСОБЫМИ возможностями? – Грэг понемногу оправлялся от шокового состояния и становился несколько агрессивным. У него постепенно наступала реакция.
– Возможности наши весьма ограничены, – успокоительным тоном парировал Коппер. – Но эта рация гораздо мощнее, чем рации большинства ячеек Союза. Мы полагаем, что только она способна распознавать шифрованные сигналы Центрального Правительства. В отличие от всех остальных. К тому же, Ли обеспечила нас обширной системой антенн, которые тайно расставлены участниками её отряда почти по всему периметру Внешней Стены. Мы слышим очень, очень много: официальные (всенепременно лживые) радиопередачи; сигналы разбросанных ячеек Союза; и, наконец, неофициальные переговоры, несущие пугающую правду. Невероятно много различной, почти всегда противоречивой, информации… Но, всё-таки, мы слышим не всё. Вот этот старинный магнитофон, – Малыш погладил доисторический агрегат, словно любимого домашнего питомца, – позволяет нам записывать то, что мы слышим. Но есть и проблемы: ведь наша рация (вполне вероятно, ровесница магнитофона) совсем не так мощна, как нам хотелось бы. – Малыш поджал губы, с трудом скрывая свою досаду. – Мы с мистером Миллером (седобородый на этих словах утвердительно кивнул) пытались её усовершенствовать, но с нашими скудными познаниями… – Малыш развел руками: – Боюсь, мы сделали только хуже.
– Так вы записываете всё подряд? – спросил Грэг Хоппер, немного оживившись, когда разговор переключился на более близкую и понятную для него техническую тему. – И как давно? Что именно вам удалось уже узнать?