Малыш немного грустно улыбнулся:
– Эфир записывается почти постоянно. Да. Но, к сожалению, мы не можем слушать более одной волны одновременно; а перенастройка на следующую каждый раз отнимает уйму времени. И наши запасы пленки тоже весьма, весьма ограничены. Полковник?
– Черт! Да это чудо, что она вообще у нас есть! – вмешался в разговор Полковник Миллер. – Но нам приходится жестоко экономить: мы вынуждены использовать эти бобины заново – снова и снова перезаписывать их, десятки, сотни раз! – в его словах сквозила бессильная ярость, разбавленная мрачной горечью и тоской. – Мы бесполезно коллекционируем важнейшие данные… И ощутимую часть этих данных приходится терять!
– Поэтому, – снова продолжил Малыш, – нам постоянно приходится сортировать записанный материал. Вот здесь хранятся записи первой категории, – Малыш указал на очень крупный и массивный, едва поместившийся в сводчатом портале, дубовый шкаф. – Как видишь, их достаточно много: на этих пленках практически нет ничего стоящего. Они будут стерты и перезаписаны в первую очередь.
На полках шкафа, и в самом деле, стояло множество коробок с пластиковыми бобинами всевозможных видов: сначала Грэг принял их за какие-то странные книги. Впрочем, за свои двадцать восемь лет ему не очень-то часто приходилось видеть бумажные книги; а уж бобинных магнитофонов он и вовсе никогда не встречал. Он совершенно не интересовался таким антиквариатом.
– Вот здесь, – продолжил экскурсию по «кабинету» Малыш, – мы держим записи второй категории. Они должны всегда быть под рукой; запечатленную на них любопытную и более-менее важную информацию мы переносим вот в эти блокноты – то бишь, документируем. – Малыш сейчас указывал на письменный стол со множеством шкафчиков, за которым сидел Грэг, и на котором всё еще лежали отложенные Хоппером в сторону массивные наушники.
– Та запись, что ты сейчас прослушал… – парень слегка запнулся. – Ну, понимаешь, она… она не то чтобы ЛЮБОПЫТНА. Но очень, очень важна. Она была сделана позавчера, когда… Когда ОНИ решали судьбу… Ты знаешь… Решали судьбу Сити Пятнадцать, – с трудом закончил фразу покрасневший и очень сконфуженный адъютант.
Грэг снова принял отрешенный вид; в его глазах опять промелькнули жестокая, болезненная горечь и необъятная, холодная пустота.
– И эта плёнка, – оживленно продолжил молодой экскурсовод, – относится к записям третьей категории. Она всегда будет храниться здесь, – он хлопнул ладонью по серому несгораемому сейфу, скромно стоящему в тёмном углу. – Мы верим: настанет тот день, когда нам понадобятся все эти… Кхм… все эти доказательства.
Часть II. Чужой среди своих. Глава 7. Что можно узнать, бродя в лабиринте
– И что вы ещё записали на пленку в ТОТ день? Ну, день, когда Сити Пятнадцать… – они шли вдвоем по темному подземному лабиринту, оставив Полковника Миллера на посту у старой, устало хрипящей рации. Его смена продлится ещё шесть часов – шесть долгих часов напряженного вслушивания в густое шипение мощных помех, из которых в основном и состоит эфир охваченного безумной войной, до самых костей обгоревшего мира.
– Не продолжай! – прервал Грэга Малыш. – Сейчас я всё тебе объясню.
***
Малыш говорил, говорил… А Хоппер на ходу внимательно слушал, и мелкие детали сложнейшего паззла весьма неохотно, но всё-таки складывались в общую картину. Пока ещё совершенно неполную, но всё же достаточно понятную.
И эта картина была мрачна.
Война действительно ещё продолжается. Загадочное Центральное Правительство, упрятанное неизвестно где, довольно редко выходит в эфир; но всем, причастным к Союзу Свободомыслия, абсолютно понятно: власть этого Правительства основывается на грубой и жестокой силе.
Как раз Центральное Правительство и создало эту извращенную управленческую систему – безумную, но очень, очень эффективную: все города сейчас разрознены. Они практически лишены возможности свободно сообщаться между собой – кроме тех, где ячейки Союза достаточно сильны и хорошо оснащены технически.
Нет, Сити Тридцать-Четыре-дробь-Два не относится к их числу. У них есть рация, это верно. Но заявить о себе они не могут: их допотопная рация сейчас работает только на прием. Они неоднократно пытались связаться с другими, но радиус действия рации невероятно мал; усилить сигнал они не имеют технической возможности. Поэтому местные участники Союза, сокращенно называющие себя «Свои», относят себя к этому самому Союзу только заочно.