— Узнал, наконец, — прохрипел… или, скорее, пробулькал сидящий на шезлонге мужчина. Чувствовалось, что каждое слово дается ему с трудом.
Алексей молчал.
— Ты что же, не рад меня видеть? — удивленно обратился к нему человек.
Но Ларионов не мог вымолвить ни слова. Его трясло мелкой дрожью. Мысленно он только что поставил себе диагноз: шизофрения. Все симптомы были на лицо. Он развернулся, чтобы уходить, но увидел перед собой зеленое деформированное лицо, покрытое трупными пятнами, расплывшееся в победной улыбке. Алексей с вскриком отшатнулся от этой фигуры, с которой обильно текла грязная болотная вода, но не мог больше заставить себя пошевелиться — страх сковал его по рукам и ногам.
Справа на височной кости усопшего была огромная черная дыра с кишащими в ней водными паразитами, проходившая от уха до лобного бугра. Пустые глаза внимательно вглядывались во все вокруг, но как будто бы не могли взять фокус на предметах. Мертвец слащаво пропел:
— Жаль, я не вижу твоего лица. Ты, наверное, жуть, как напуган… — при каждом слове из его рта, обветренного и набухшего, выливались черные, как смола, продукты гниения, а на последнем, как бы подчеркивая его мысль, вывалилась большая жирная пиявка, кажется, тоже доживающая последние часы своей скромной паразитической жизни.
— Что… тебе нужно?! — пропищал с надрывом Ларионов. Хотелось сказать мощно и с вызовом, но вышло, как у девчонки лет шести с половиной и неполным набором молочных зубов.
Утопленник затрясся. Спустя минуту этих конвульсий и странных гортанных звуков Ларионов понял — тот смеётся.
— Зуб за зуб. Смерть — за смерть, — наконец проскрежетал Мертвец и побрел в самую бездну воды.
Когда его голова еще была видна над поверхностью, Алексей снова услышал смех и истерично крикнул вслед:
— Так почему бы и не сейчас?!
Но послание не дошло до адресата. На берегу Рижского залива был только он и пара чаек, аристократически шлепающих перепонками по мокрому песку. Видимо, после конференции надо будет обратиться за помощью к профессионалу.
Алексей зашел в небольшой светлый кабинет, сел на черный кожаный стул и, нервно теребя рукав рубашки, осмотрелся. На стене висела армия дипломов, как и положено. У окна стояла огромная диффенбахия, разросшаяся так, что рядом с ней почти не видно было шкафчика с медицинскими картами и коллекцией тематической литературы. Стол был завален книгами, папками, ручками и прочими письменными принадлежностями, а посередине возвышалась массивная лампа. Никакого буйства фантазии.
Вслед за ним, словно пародируя каждое движение, проковылял, хромая на левую ногу, Мертвец и практически упал на небольшой диванчик напротив стула пациента. Лениво развалившись на нем, он слепо уставился туда, где, по его мнению, сидел Алексей, и елейно улыбнулся. Его хромая конечность совсем обветшала — плоть почернела и кусками отрывалась от кости, кожа на ладонях набухла и образовала «перчатки смерти», абсолютно все волосы выпали, кое-где на одежде проросли водоросли. В общем, он полностью соответствовал своему нынешнему статусу.
Через пару минут вошел высокий пожилой мужчина с гладко зачесанными назад седыми волосами и оравой мелких морщинок в уголках глаз. Он прошел к столу, отточенным плавным движением взял с него очки и так же аккуратно одел их на нос. Сложилось впечатление, что этот трюк не раз был отрепетирован перед зеркалом. Затем доктор опустился на свой стул, такой же, как и для посетителя, но белый, и, сцепив руки в замок, мягко произнес:
— Здравствуйте, я Юрис Валдисович Лапиньш, ваш психотерапевт…
Мертвец ехидно захихикал и проскрежетал, напрягая свои полусгнившие голосовые связки:
— Он тебе не поможет.
— Очень приятно, доктор!..
— Посмотри на меня!
— Я — Ларионов Алексей. Вчера записался к вам на прием…
— Ты будешь таким же!
— Да, вы отмечены у меня в журнале. Итак, что привело вас сюда? — доктор добродушно улыбнулся.
Мертвец довольно хихикнул, поднялся с кушетки и подошел к Алексею. Тот боялся пошевельнуться. Если станет ясно, что у него галлюцинации — его начнут лечить здесь и сейчас. И тогда вся карьера полетит к чертям. Труп картинно, но на редкость неуклюже встал за спину Ларионова и зашептал ему на ухо тленным голосом: