Выбрать главу

Глава 2.4

— Привет, — громко сказал я.

Лаванда повернулась ко мне, убрала прядь сиреневых волос за ухо и смущенно опустила глаза. От ее длинных ресниц на лицо упала тень.

Я подошел ближе и, совершенно не стесняясь, взял ее за руку. Она вздрогнула, но руку не отняла. На ощупь ее кожа была такой нежной и гладкой, что на секунду я онемел. А когда снова пришел в себя, она уже смотрела прямо на меня, и глаза ее были яростно-красные, сжигающие, как два адских пламени.

— Хватай его! — сказала она.

— Кого? — пролепетал ничего не понимающий я.

— Рот ему закрой, ­— добавила она уже другим голосом, почему-то мужским, — и глаза завяжи!

Я хотел спросить кому, но не смог выдавить ни звука. Ее лицо сменила пугающая чернота. Я почувствовал, как что-то больно сдавливает мои ноги и руки, а тело будто бы парит в воздухе.

— Он что, так и дрыхнет?

— Ничего, его ждет сладкое пробуждение!

Слушая незнакомые голоса и покачиваясь в воздухе из стороны в сторону, я начинал понимать, что происходит. Похоже, после того как я очутился в комнате отдыха, меня вырубило. Оно и неудивительно, слишком долгим был день, слишком много впечатлений. А удивляло меня другое – кому понадобилось посреди ночи похищать меня? Или это здесь так принято? Может, уже и не ночь, и здесь такие порядки: каждое утро меня будут вот так тащить на занятия, чтобы не прогуливал?

Брыкаться и пытаться освободиться было глупо. Меня тут же больно пнули под ребра и обидно рассмеялись прямо в ухо. Пришлось смириться с участью, вдыхать странный гнилостный запах и ждать, когда меня оставят в покое. Конечно, я был напуган и растерян, но все эти эмоции пересиливал гнев. Меня до жути злило, что какие-то козлы прервали мой сон, в котором я видел милую прекрасную Лаванду.

— Здесь! — сказал один из моих похитителей. — Тормози.

Аромат тухлой воды, водорослей и сладковатой гнили усилился. Ноздри разъедало, под ложечкой неприятно засосало, сердце в груди устроило вечеринку с прыжками и плясками. Я чувствовал, что на этот раз вляпался по полной. В голове горела табличка с надписью «Опасность», но я не мог даже пошевелиться.

— Ты, малыш, попал, — сообщили мне очевидную вещь сладким голоском. ­— Любимчик ректора, подхалим и слабак, тебе не привыкать к унижению, верно?

Даже если б я захотел, ответить бы не смог – рот мне старательно заклеили.

— Отпускай! — скомандовал все тот же голос. — Добро пожаловать в Академию, малыш!

Мое тело стремительно полетело куда-то вниз, пока не приземлилось в холодную вонючую жижу. Прежде чем погрузиться в этот тошнотворный кисель с головой, я успел услышать короткую перебранку моих удаляющихся похитителей.

— Ты что, не развязал его?! А если он не всплывет?

— Не делай мне мозги, Мартин. Не моя проблема.

Было холодно, страшно и темно. Я не успел вовремя сделать вдох, и втянул носом немного противной жижи. Она, словно склизкий голодный осьминог, щупальцами проникала мне в уши, рот и глаза, как бы я ни старался противиться этому. Веревка, крепко связывающая мои руки и ноги, не поддавалась, хоть я и изгибался, как червяк на раскаленной сковороде. Силы уходили, легкие обжигало, и я перестал контролировать мысленный процесс. Вместо того, чтобы пораскинуть мозгами и попытаться найти хоть какой-нибудь выход, я запаниковал. Мог думать только о том, что умру, так и не сказав Лаванде ни слова. Даже в этой ситуации она не выходила из головы, она, такая красивая и беззащитная, стояла перед мысленный взором, и я был рад этой картине.

Из последних сил мотнув головой, мне удалось спустить повязку с глаз и вглядеться в мутную зеленоватую мглу. А еще я увидел очертания руки, приближающейся ко мне. Кто бы мог подумать, что перед тем, как все закончится, люди видят не белый свет и не воспоминания обо всей прожитой жизни, а всего лишь чьи-то длинные синие пальцы… Я поддался слабости и сделал глубокий вдох.

— Эй! Парень, открой глаза. Ну же. Кого ты обманываешь, я же вижу, что ты дышишь.

— Нет, — хрипло отозвался я, не открывая глаз. — Хватит с меня этого! Хотя бы после смерти оставьте меня в покое!

— Ты не умер, — бесстрастно поведали мне низким женским голосом.

— Почему? — так же равнодушно осведомился я.