— Тела?!
— Они живы, не волнуйся. Просто в небольшом шоке. Скоро оклемаются. И я не ответил на вопрос, который ты задал до того, как нас грубо прервали, прости. Я внушил тебе гнусную ложь об отце, чтобы проверить, как далеко ты готов зайти, чтобы узнать правду. Ты не из тех, кто сдается. Я был уверен, что ты поборешь мое внушение – и ты снова оправдал мои ожидания. Я очень горжусь тобой, Николас. А сейчас я собираюсь побеседовать с твоими друзьями. Невежливо заставлять людей ждать так долго.
Глава 11.2
— Дамы и господа, — ораторствовал Вертлявый, проходя сквозь ослепительно белую стену сияния и обращаясь к моим друзьям, — прежде, чем вы попытаетесь зачаровать меня, убить, превратить в камень или что там еще у вас на уме, вспомните о том, что червоточина по ту сторону печати, и без меня вам туда не пройти. На Маргариту я бы не стал надеяться, она теперь носа не покажет, боится, что папочка поставит ее в угол. Итак, когда я привлек ваше внимание, позвольте мне раскрыть карты. Вы проделали нелегкий путь, добираясь сюда, и вы заслуживаете наконец узнать правду.
Эйнст покосился на ладонь ректора, лежащую на моем плече, и разочарованно хмыкнул.
— Где Лаванда? — прорычал Артур, сжимая кулаки.
— Лаванда отдыхает в своей комнате, студент Матвиенко, — устало проговорил ректор. — Не перебивайте старших, пожалуйста.
Артур взглянул на меня, и я плавно кивнул, подтверждая слова Вертлявого.
— Этот молодой человек, — снова заговорил ректор, положил обе руки на мои плечи и легонько их сжал, — ключ ко всему, что я искал долгие годы! Но не только он вскоре исполнит свое предназначение – все вы. Мой факультет мечты. Не стану скрывать, я немного покривил душой, рассказывая о вашей будущей профессии. Охранять червоточины – муторное неблагодарное дело. И вас это никак не коснется. Я избавлю вас от тяжкой ноши.
— Сколько пафоса, — ехидно вставил Эйнст. — Переходи к делу, Жоржи.
— Не называй мне так, Эйнстрэйнус! Того сопливого неудачника больше нет. Теперь в этой академии я – царь и бог! Раз уж ты заговорил, не хочешь поделиться со своим подопечным истинной причиной, почему ты здесь?
— Зачем? Это у тебя дефицит внимания.
— Ха! Наш дорогой Эйнстрэйнус терзается чувством вины. Николас, известно ли тебе, что твой ручной хомячок раньше был колдуном, а еще раньше учился со мной в одном классе в школе волшебства?
— Ну, — буркнул я.
— Школа стояла на этом самом месте. И в день выпускного Эйнстрэйнус решил впечатлить одну несговорчивую леди. И я говорю не о букете заколдованных неувядающих хризантем. Эйнст обещал показать ей демона во плоти… ну, вы поняли… и обещание свое сдержал. Этот идиот создал червоточину и позорно сбежал с места преступления! Что стало с той леди, я описывать не буду. Учителя общими усилиями закрыли портал, и директору даже удалось замять это дело, но масштабы разрушений были слишком велики. Школу закрыли. Пока я не построил на ее месте академию. Ник, каково узнать, что твой верный фамильяр имеет прямое отношение к мучениям твоего отца?
Слов у меня не нашлось. Я лишь покачал головой и уткнулся взглядом в пол. Эйнст говорил, что никогда не был паинькой, но такого я и представить не мог.
— Почему, спросите вы, я воздвиг академию на этом проклятом месте? — продолжил довольный произведенным эффектом Вертлявый. — Потому что червоточина – источник неимоверной силы при условии, если вы знаете, как ее откачивать. Я знаю. И поэтому я так хорош.
— Хвастун, — высказался Эйнст, и ректор, вздохнув, запустил в него сложным и, судя по звукам, болезненным заклятием.
— Только вот с червоточинами есть одна проблема – им не нравится, когда у них отбирают магию. Странно ведут себя, могут открыться в самый неподходящий момент, например, когда ваша неразумная дочь решает уединиться с парнем в непосредственной близости от портала… Думаете, Марго его открыла? Моя Марго? Силенок бы не хватило! Просто накануне я перестарался, хапнул лишнего, разозлил матушку-природу… и вот, получил. В тот год я впервые собрал факультет мечты. Будто предчувствовал, что червоточина может открыться. И один из студентов факультета мечты исполнил свое предназначение.
— Предназначение?! — вспылил я, отскакивая от него. — Отец влип по полной и все то время, пока я рос и думал о нем, боролся за жизнь! Это не предназначение, это проклятье!