— Ни капли подобного, — раздался голос из зеркала над прикроватной тумбочкой. Я уставилась на собственное, не соответствующее реальности, отражение, всё ещё отвергая его невинность.
— У семьи был соглашение с Баззсоу. Сроки и условия. Соглашение. Было… понимание. Конечно же я не мог просто взять и позволить сопернику расхаживать с ложью и обманами. Знаешь ли ты, что происходит в Девятом Стойле? А я знаю! — пропела вполголоса моё отражение, её шея скручивались под невозможными углами, глаза безумно вращались в глазницах, пока внезапно не остановились на мне.
— Да, я не знаю. Но я знаю, что Паддл Сплэшер — одна из самых добрых, самых честных пони, которых я когда-либо встречала. Так что стойло никак не может быть плохим! — сказала я, разбивая зеркало своим левым копытом. Я вскрикнула от боли, когда моё раненное копыто снова напомнило мне, что использовать его было плохой идеей. Почему мне было так больно, словно стекло впилось в стрелку копыта? На этом было так трудно сосредоточиться. Базальт была как звезда мучений, выжигающая из меня всё восприятие, и я не смогла помочь, я смирилась.
— О, правда? — раздался скрежет из-под моего копыта, я повернула его к себе и увидела лицо из разодранных кусков мягкой плоти. — Такая наивная. Ты же знаешь, что твои врачеватели душ не всё тебе рассказывали. Ты же знаешь, что у них есть собственные секреты и ложь. — сочащаяся рана в моей плоти сложилась в улыбку, он показал мне язык, состоящий из окровавленного стекла.
Я посмотрела на него.
— Все лгут. Это не секрет. Ты даже не удивил меня. Ну и что, что Сэнделвуд не всё мне рассказывает? Ну и что, что Слейт не был до конца честным? Ну и что, что у Хартшайн есть свои тёмные секреты? Это не имеет значения! Ты лжёшь так же много, как и я. Все мы лжём! — закричала я, разбивая своё копыто об землю. Стекло слово вонзилось в мою копытную кость, я закричала. После этого тело Базальт сильно задёргалось, как будто её охватили конвульсии. Тартар его подери, я убью её, если это сейчас же не закончится!
Моё лицо щипало, тональность ужасной мелодии становилась то выше, то ниже, то выше, то ниже, словно такие вещи как темп и музыкальные ключи были оскорбительными для этого. Затем я почувствовала как говорю — я услышала в собственном голосе его хихиканье и шепелявые слова.
— Ну, тогда, ты просто похожа… на… меня…
Я не была похожа на него. У меня были друзья. А у него кто, чёрт возьми, был?
— Я совсем не похожа на тебя! — прорычала я, ударив своими крыльями по изломанному отражению в зеркале. Я доковыляла до Базальт, испытывая жуткую боль, так как моё раненное левое крыло напоминало мне, что нет, это не совсем подсознание, и да, это было адски больно. Я навалилась на неё, прикрывая кобылу собственным телом. — У меня есть пони, которые нуждаются в защите! А кто, блять, есть у тебя?
— Мы есть друг у друга. Вместе. Навсегда, — шептал он из-под меня. Базальт повернула голову, чтобы взглянуть на меня — её глаза метались в разные стороны, пока она ухмылялась от уха до уха. — А сейчас ты расплавишь моё лицо? — прохрипела она, всё ещё глядя на меня.
— Я не твоя! — сказала я, зажмурив глаза, чтобы не видеть его лица. Мне нужно было сосредоточиться. Я не собиралась побеждать его словами. Мне нужно было знать, что реально.
Затем меня осенило. Моё крыло. Я вытянула своё левое крыло. Напряженные мышцы и разбитые сухожилия закричали в знак протеста, не желая моего перемещения. Я ударила левом копытом в пол, погружая ещё больше стекла в своё копыто. Музыка поднялась. Музыка упала. Музыка поднялась. Музыка упала… музыка…
— Я. Не. Твоя! — произнесла я, прислушиваясь к источнику музыки. Где эта музыкальная шкатулка? Я взглянула на вращающиеся спирали и невозможную геометрию, обнаружив за этим прикроватную тумбочку со шкатулкой. Надо до неё добраться!
Казалось, что комната растягивалась передо мной как ириска и покрывалась волнами как каучук, я пыталась пересечь всё расстояние, при этом прижимая крыло от боли, скручивающейся в суставе. Всё остальное могло быть иллюзией, но боль, боль была реальной, она была конкретной. Шаг. Шаг. Шаг. Казалось, что его спальня превратилась в коридор. Стены скручивались в тучное лицо, а на кончике его языка находилась та самая шкатулка.
— Нет! Не-е-е-е-ет! Рано! Ещё столько всего, что нужно обсудить! Столько всего ещё нужно сделать! Я ещё не разделался с тобой! Я должен знать! Я должен понять тебя! Я должен! Я должен! Должен! — завизжал он, когда я бросилась вперёд. Казалось, что до неё целая миля и даже больше, время замедлялось, но его крики становились всё ближе и ближе.
Затем я врезалась грудью в тумбу, мои передние копыта обернулись вокруг навязчивой музыкальной шкатулки. Я подняла её над головой.