«Ну что ж, — криво усмехнулся он, глядя на мигающий на экране символ. — Скучно точно не будет».
Его палец завис над кнопкой ответа. Или попытки расшифровки. Передача была слишком слабой, чтобы определить точный источник, но направление… «Ассистент» показывал вектор куда-то на юго-восток. В сторону центра города. Примерно туда же, где находился и полицейский участок, и предполагаемый бункер «Abrigo-Tec». Совпадение? Или Институт тоже интересовался «Большим Кладом»?
Все его планы, только что начавшие обретать какую-то форму, рушились, как карточный домик. «Техно-Сертанежуш» с их предложением, Рауль, мастерская «Железо и Вольт» — все это отступало на второй план перед этим призраком из прошлого. Игнорировать сигнал Института? Это было бы разумно. Логично. Он больше не их оперативник. Он — свободный агент. Или, по крайней мере, он так считал.
Но любопытство, смешанное с застарелой паранойей и чем-то еще, чему он не мог дать названия — возможно, профессиональным рефлексом — было слишком сильно. Что если там другие агенты? В беде? Или это ловушка, расставленная на него?
Выбор. Опять этот проклятый выбор. Идти на север, к потенциальным союзникам и технологиям «Abrigo-Tec»? Или свернуть на юго-восток, навстречу неизвестности, которую сулил этот слабый, но настойчивый сигнал из его прошлой, похороненной жизни?
«Ассистент» пискнул еще раз, символ Института на экране мигнул особенно ярко, а затем строка шифра сменилась коротким, повторяющимся сообщением на стандартном коде Института: «Протокол „Цербер“. Активация. Ожидание подтверждения…»
Протокол «Цербер». Зед помнил его. Протокол поиска и эвакуации особо ценных активов или ликвидации вышедших из-под контроля оперативников.
Он почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с утренней сыростью фавелы.
Одно было ясно совершенно точно: его пребывание в Рио-де-Жанейро только что перестало быть просто борьбой за выживание. Оно превратилось в нечто гораздо более личное. И гораздо более опасное.
Глава 16
Глава 16: Протокол «Цербер»
Символ Института на разбитом экране «Ассистента» пульсировал, как больной нерв. «Протокол „Цербер“. Активация. Ожидание подтверждения…» Каждое слово отдавалось в голове Зеда ледяным эхом. Он сидел на корточках в вонючей подворотне Росиньи, но на мгновение ему показалось, что он снова там, в холодных, стерильных коридорах своей бывшей тюрьмы, своего бывшего дома.
Первоначальный шок сменился привычной, холодной яростью, а затем — столь же привычным прагматизмом. Он заставил себя сосредоточиться.
«Анализ, — приказал он „Ассистенту“ почти шепотом. — Источник сигнала. Мощность. Шифрование».
Устройство послушно запищало, выводя на экран столбцы данных, по большей части искаженных помехами.
«СИГНАЛ СЛАБЫЙ. КЛАСС ШИФРОВАНИЯ — ОМЕГА-7. МНОЖЕСТВЕННЫЕ ПОМЕХИ. ТОЧНАЯ ТРИАНГУЛЯЦИЯ НЕВОЗМОЖНА. ПРИМЕРНЫЙ ВЕКТОР — 175 ГРАДУСОВ ЮГО-ВОСТОК. ВОЗМОЖНАЯ ПОГРЕШНОСТЬ — 25 ГРАДУСОВ».
Юго-восток. Примерно в том же направлении, куда указывала его потрепанная карта — к полицейскому участку и, предположительно, к бункеру «Abrigo-Tec». Совпадение? Или Институт тоже нацелился на «Большой Клад»? Второе было куда вероятнее.
«Протокол Цербер». Название всколыхнуло в памяти неприятные воспоминания.
…Он сидит в полутемном лекционном зале. На голографическом дисплее — эмблема Института. Голос лектора, бесцветный и монотонный, как у всех синтов-информаторов SRB, вещает о директивах безопасности.
«Протокол „Цербер“, — произносит синт, и на дисплее появляется трехглавый пес из древних мифов, стилизованный под логотип Института. — Директива двойного назначения. Первичное: обеспечение безопасности и эвакуация высокоценных активов Института — персонал, технологии, критически важные исследовательские данные — с враждебной или скомпрометированной территории».
Синт делает паузу, его оптические сенсоры обводят аудиторию.
«Вторичное: в случае, если актив признан не подлежащим эвакуации, скомпрометирован без возможности восстановления или представляет значительную угрозу интересам безопасности Института… „Цербер“ санкционирует процедуру „сдерживания“. Данная процедура может включать, но не ограничивается, нейтрализацией оперативников-ренегатов или вышедших из-под контроля синтетических организмов».
На дисплее появляется статистика. Сухая, безжалостная. Процент «успешного сдерживания» был удручающе высок.
Зед тогда сидел рядом с Лексой. Она едва заметно усмехнулась, но в ее глазах он увидел то же самое, что чувствовал сам — холодное осознание того, что для Института они все были лишь активами. Ценными, но заменимыми. Или, в случае неповиновения, подлежащими «сдерживанию»…