Маршрут пролегал через частично разрушенный торговый квартал, когда-то, видимо, бывший оживленным местом, а теперь превратившийся в безмолвные руины, заросшие лианами. Именно здесь, в одном из старых, полуразрушенных кафе с выцветшей вывеской «Café do Amanhã» (Кафе Завтрашнего Дня), это и произошло.
Пока пираты рыскали по округе в поисках чего-нибудь ценного, а Изабель с ее людьми осматривали возможные пути подхода к полицейскому участку, Зед проверял само кафе. Пустые столики, опрокинутые стулья, толстый слой пыли на всем. И тут он заметил это. На одном из столиков, в самом темном углу, лежал небольшой, почти незаметный предмет. Плоский, металлический диск размером с крышку от бутылки, со знакомой гравировкой — стилизованная птица колибри. Их старый, неофициальный позывной с Умброй, еще со времен их совместных операций в карантинных зонах разрушенного Бостона. Его сердце пропустило удар.
Это не могло быть случайностью.
Он медленно подошел, взял диск. Холодный металл. И тут же его «Ассистент» едва слышно пискнул, уловив какой-то слабый, зашифрованный сигнал совсем рядом.
— Паслен цветет в Рио, Зед. И его ягоды очень ядовиты.
Голос раздался почти у него за спиной. Тихий, чуть насмешливый, с характерной хрипотцой, которую он узнал бы из тысячи. Он резко обернулся.
В дверном проеме, ведущем в подсобку кафе, стояла она. Умбра. Его бывшая напарница. Или, если быть точным, та, кого он когда-то считал напарницей. Одета она была в простую, неприметную одежду местного жителя — потертые джинсы, свободная рубашка, на голове — широкополая шляпа, отбрасывающая тень на лицо. Но ее осанка, холодный, оценивающий взгляд темных глаз, которые он разглядел под полями шляпы, и едва заметная, хищная грация движений — все это выдавало в ней агента Института. Лучшего из лучших. Или худшего из худших.
Она сделала едва заметный жест рукой, словно предупреждая его не делать глупостей.
— Институт помнит своих заблудших овец, Зед. Особенно таких ценных, как ты. «Цербер» здесь не только из-за тебя. Но и из-за тебя тоже. У тебя есть то, что принадлежит нам.
И прежде чем Зед успел что-либо сказать или сделать, она так же бесшумно, как и появилась, скользнула в темноту подсобки и исчезла. Он рванулся было за ней, но вовремя остановился. Это могла быть ловушка. Да и пираты с Изабель могли вернуться в любую секунду.
Зед вернулся в свое убогое убежище на крыше, его мысли были в полном смятении. Диск-колибри все еще был у него в руке. Умбра. Здесь. В Рио. Это не было просто совпадением с общим сигналом «Цербера». Это была целенаправленная операция. И она знала, что он здесь.
Воспоминания нахлынули с новой силой, болезненные и острые, как осколки стекла.
…Руины какого-то научного комплекса под Бостоном. Дождь, холод, они с Умброй уже третьи сутки выслеживают сбежавшего синта-ученого, укравшего важные данные. Они были лучшей парой оперативников своего потока. Он — сила, тактика, умение выживать в любых условиях. Она — мозг, аналитика, непревзойденный специалист по проникновению и взлому. Они доверяли друг другу свои жизни. Или он так думал. Та операция пошла наперекосяк. Засада. Тяжелый бой. Умбра была ранена, сильно. Приказ командования был однозначным — бросить ее, забрать данные и уходить. Он не смог. Он вытащил ее, рискуя собственной шкурой, нарушив прямой приказ. Ее тогда едва спасли медики Института. А его… его карьера после этого пошла под откос. Его стали считать ненадежным, слишком «человечным». Возможно, это и стало одной из причин его последующего «изгнания»…
Он сжал диск в кулаке так, что острые края врезались в ладонь. Умбра. Она была здесь не для того, чтобы поболтать о старых временах. Если она здесь по приказу Института, значит, она — охотник. А он — дичь. Или «актив, подлежащий возврату или нейтрализации».
Старые раны — и те, что на теле, и те, что в душе — вскрылись, закровоточили с новой силой. Его враг теперь был не просто безликой корпорацией или одной из многочисленных банд Рио. У его врага было лицо. Лицо женщины, которую он когда-то считал другом. Возможно, даже больше, чем другом. И это делало ее самым опасным противником из всех, с кем ему приходилось сталкиваться.
Институт играл по-крупному. И он, Зед, снова оказался в самом центре этой смертельной игры. Только теперь он знал чуть больше. И был готов сражаться не только за свою жизнь, но и за правду. Какой бы горькой она ни была.