— Шив, это будет ужасной ошибкой. Ты не можешь этого сделать. Пожалуйста, не надо.
— Ты просто дай мне сделать все по-своему. Ты к этому не имеешь никакого отношения, если тебе так легче думать. Грязной работой займусь я. Почему бы тебе не налить себе чего-нибудь покрепче?
С этими словами Шивли исчез в коридоре, ведущем в спальню.
Мэлон остался стоять как стоял, парализованный, снова захваченный в тенета кошмара.
Шэрон Филдс, склонившись над своим переносным телевизором и приглушив звук, смотрела, как полицейские в форме запрудили Топанга-Каньон, как накрытое простыней тело Йоста загрузили в машину «скорой помощи», смотрела, как пропадает ее последняя надежда.
Ей казалось, что она стоит рядом с собственной могилой и смотрит, как ее опускают в землю.
Огорченная этим неожиданным поворотом событий, она была слишком возбуждена, чтобы подумать о том, что же могло пойти не так, как надо.
В одном она была уверена. Феликс и Нелли не могли ее предать, поставить ее жизнь под угрозу, пожертвовать ею ради этой идиотской, потерпевшей провал попытки на виду у публики захватить одного из ее похитителей. Конечно, она хотела, чтобы Феликс и Нелли обратились за помощью в полицию, но она ожидала, что эта помощь будет тайной, невидимой. Но теперь об этом знает весь мир.
Ее мысли перенеслись к троим оставшимся.
Что они делают? Знают ли они?
Она снова стала смотреть на экран. Стараясь разобрать, что говорил комментатор, пытаясь уловить хоть какой-то намек на действия, которые могли бы восстановить ее потерянные надежды, она услышала еще один звук, который отвлек ее внимание.
Она напряглась, чтобы разобраться в этом звуке, затем интуитивно поняла, что это.
Кто-то приближался к ее двери. Шаги слышались четче и четче, и они были такими же зловещими, заставляющими холодеть кровь, как в первую ночь, перед тем как она подверглась насилию.
Она резко повернула регулятор громкости влево, выключив телевизор.
Замок открывался.
Осторожнее, осторожнее, как будто бы она не знает, что что-то не в порядке.
Затаив дыхание, она бросилась к стулу у столика, стала искать какую-нибудь косметику, нашла губную помаду и трясущейся рукой поднесла ее к губам.
Дверь распахнулась, и она обернулась, изобразив удивление.
Шивли шел к ней по комнате, и ее удивление стало настоящим, к нему примешался еще и страх, который она постаралась подавить: он впервые не побеспокоился о том, чтобы запереть за собой дверь.
— Ну, а я все думала, когда же ты снова придешь, — сказала она, вставая со стула ему навстречу.
С загадочной ухмылкой он приближался к ней — одна рука его была засунута в правый карман брюк.
— Ты выглядишь прекрасно, золотце, — сказал он. — Я уже почти забыл, как хорошо ты можешь выглядеть.
Она ждала, гадая, не собирается ли он ее обнять, но в четырех-пяти футах от нее он остановился.
— Ты не собираешься поцеловать меня? — спросила она.
На его лице застыла та же ухмылка.
— У меня заготовлено для тебя кое-что другое.
— Да? — она старалась придать своему голосу оттенок кокетства. — Я могу угадать?
— Не знаю. Может быть, можешь, — он оглядел ее с головы до ног. — Что же, сегодня великий день. Мне будет тебя не хватать.
Она попыталась определить, говорит ли он искренне.
— Спасибо. Мне тоже будет тебя не хватать. — Она поколебалась. — Ты… ты же знаешь строчку из стихотворения: расставание — это такая сладкая грусть…
— Да, — его узкие глаза были прикованы к ее блузке. — Жаль, что все кончилось. — Свободной рукой он ткнул ее в грудь. — Эти сиськи, я не думаю, что когда-нибудь еще увижу такие.
— Они твои, если ты их хочешь.
— Сними блузку, детка.
— Конечно, — она в замешательстве расстегнула и сняла блузку. Отбросив ее в сторону, она потянулась руками за спину, чтобы расстегнуть лифчик.
— С чего это ты вдруг стала его носить?
— Просто одевалась перед возвращением домой.
Он молчал. Она спустила лифчик вдоль рук и позволила ему упасть, выпрямилась и расправила плечи, позволяя ему наслаждаться видом своих высоких, полных, белых грудей с большими красно-коричневыми сосками.
Она видела, как его губы двигаются, и быстро сказала:
— Ты хочешь, чтобы я сняла все? Хочешь заняться любовью?
Глаза его сверкали, но усмешка стала кривой.
— Мне бы хотелось, детка, но времени больше нет. — Он глазел на ее обнаженную грудь. — Я просто хотел бросить последний взгляд, перед тем как уйти.