Это момент не продлился долго. Внезапно, словно по команде, на своё место опустилась маска — лицо фанатика. Следующие слова Каша произнес очень нетерпеливым тоном.
— Если здесь замешаны личные мотивы, гражданин помощник специального следователя Радамакэр, это не моё дело, пока не нарушен устав.
Он как будто был в замешательстве; первый раз Юрий видел, чтобы специальный следователь не находил слов. Затем последовало скороговоркой:
— У меня есть срочные дела. Гражданка комиссар Джастис, оперативное соединение очень скоро покидает орбиту. Я ожидаю, что вы своевременно появитесь на борту. Скажем, через час.
Он открыл дверь — вернее, распахнул — выскользнул наружу и был таков. Плотно закрыв дверь за собой.
Юрий уставился на Шарон. Теперь её улыбка была застенчивой, как у школьницы. Он подозревал, что его собственная была такой же.
«Что сказать? Как сказать это? После трех лет, в течение которых тщательно соблюдал дистанцию.
И час?! Всего лишь ЧАС?! Каша, ты ублюдок!»
Шарон сломала наваждение. Её застенчивую улыбку сменил хриплый смешок, и, похоже, к ней вернулось обычное самообладание.
— Что за дела, а, Юрий? Мы оба слишком стары — и слишком солидны, особенно ты — чтобы просто прыгнуть в койку. — Она скептически осмотрела узкую койку каюты. — Оставляя в стороне то, что никто из нас не сохранил стройных юношеских фигур. Мы, вероятно, свалимся с неё в процессе, и не знаю как ты, а у меня ещё достаточно старых синяков, чтобы добавлять новые.
— Я думаю, что ты выглядишь роскошно, — твердо заявил Юрий. Ладно. Твёрдо прохрипел.
Шарон ухмыльнулась и взяла его за руку.
— Час это только час, так что давай используем его мудро. Давай поговорим, Юрий. Просто поговорим. Думаю, нам обоим это отчаянно нужно.
Они не только говорили. К исходу часа, у них на счету была пара объятий и, несмотря на разбитые губы, весьма страстный прощальный поцелуй, когда Шарон всё-таки пора было уходить. Но по большей части они говорили. Впоследствии Юрий не многое мог вспомнить, хотя всегда клялся, что это была самая увлекательная беседа в его жизни.
Что более важно, так это то, что когда Шарон ушла, и Юрий критически оценил ситуацию, в которой оказался, он понял, что в первый раз за многие годы чувствует себя просто чудесно. И будучи по натуре осторожным человеком, но не трусом, он благоразумно поддерживал это чувство, выходя в коридор и пробираясь по лабиринту переходов СД к каюте гражданки капитана Галланти.
Даже недавно увеличившаяся и повышенная в звании мышь, намеренная подвесить колокольчик к коту, сохранит достаточно здравого смысла, чтобы делать это в хорошем настроении.
7
Галланти ему не обрадовалась.
— Боже мой! — прорычала она, едва его проводили в каюту, которую она использовала в качестве кабинета, когда не находилась на мостике. — Маньяк ещё даже не покинул орбиту, а вы уже здесь, чтобы капать мне на мозги?
— Бога не существует, — безмятежно известил её Радамакэр. — Упоминание данного термина прямо запрещено инструкциями Госбезопасности.
Это немедленно заставило её замолчать. Она закатила глаза, и Юрий буквально почувствовал, как печально знаменитая своим темпераментом женщина выходит из себя. Но он тщательно продумал свою тактику ещё до того, как зашёл в каюту, и знал, что надо делать.
— Да расслабьтесь вы, ладно?
Радамакэр выдал кривую улыбку — у него была превосходная кривая улыбка; это за прошедшие годы ему говорили сотни раз — и опустился в кресло.
— Ради Бога, гражданка капитан Галланти, можете вы хоть однажды притвориться, что мы взрослые люди, а не дети на школьной площадке? Я пришел не для того, чтобы поиграть с вами в доминирование.
Как он и ожидал, это выбило её из колеи. Галланти уставилась на него, приоткрыв рот, а густые брови коренастой блондинки нахмурились скорее в замешательстве, чем в гневе.
Юрий продолжил развивать успех:
— Смотрите, вы же сами сказали: маньяк ещё даже не покинул орбиту. Так давайте воспользуемся имеющимся у нас временем и разберёмся со всем, пока он не вернулся. Если мы будем работать вместе, то к моменту его возвращения — что произойдет через шесть, а скорее даже через восемь недель — даже этот фанатик больше не сможет ни к чему прицепиться. Он смотается восвояси, и больше мы его не увидим.
Подозрительность Галланти была не менее печально знаменита, чем её темперамент. Она сузила глаза: