— Зачем ты это сделала?
Очевидно, что моя выходка с молотком должна быть объяснена и я к этому готовилась. Выдумывать оправдание было глупо, к тому же я нисколько не смущалась собственных чувств. Считала их не уместными в отношении такого совершенства, как Филипп — да, конечно — но точно не поводом для стыда. Если бы такой, как он не нравился, кто же тогда?
— Тебе было холодно и я приняла меры.
Изящная бровь едва заметно изогнулась. Мое сердце ударило громче, я туже сжала челюсть, пытаясь не потерять сосредоточенность в его присутствии.
— Это я понял, — сквозь зубы процедил он и отвёл взгляд. — Тебе не кажется, что это слишком?
Я на секунду задумалась.
— Нет.
Он посмотрел на меня снова.
— Ты странная.
— Я знаю.
Его слова меня ничуть не задели — это была чистая правда.
— Чего ты хотела этим добиться? — Филипп хмурился. — И тем, что согрела мне руку? Думаешь, я падок на сопливую романтику?
— Не думаю, — конечно, мои причины были совсем иные. — Просто ты мёрз и меня это беспокоило.
Презрение отразилось на идеальном лице.
— Значит, ты одна из этих дурочек, томно вздыхающих по мне и шлющих глупые записки без подписи, — вынес он приговор и кивнул сам себе.
Мне требовалось немного времени, чтобы обдумать сказанное. Со стороны это должно быть снова выглядело странным — будто от растерянности или смущения я язык проглотила — но мне требовалось подумать.
— Нет. Я не слала тебе записок без подписи или любых других. И я не вздыхаю томно — я пытаюсь себя контролировать.
Филипп тихо фыркнул.
— Ты очень странная, — протянул он с оттенком брезгливости.
Я чуть расстроилась. Не словам, но выражению его лица.
Филипп развернулся и направился к ступенькам ведущим из беседки, но в самый последний момент остановился, повернул голову в пол оборота и спросил:
— Значит, я тебе не нравлюсь?
— Нравишься, конечно, — тут же согласилась я.
Парень развернулся, выглядя озадаченным.
— Ты же только что сказала…— начал он и не закончил фразу.— Забудь.
Больше он ничего не добавил, но и уходить не спешил. Его брови сошлись к переносице, означая, что он о чём-то раздумывает. Плотнее сжав губы, он сложил на груди руки и недружелюбно уставился на меня.
— Чем я тебе нравлюсь? — спросил он так, будто ответ его не слишком волновал.
Мы стояли друг против друга на некотором расстоянии, но даже приняв важный вид и будто вытянувшись, мы все равно были одного роста, и подавить меня важной позой не получилось — я прекрасно отдавала себе отчёт в происходящем. Юлить с ответом и не думала:
— Всем.
— Глупости, — отмахнулся он. — Подробнее.
Ну хорошо. Подробнее, значит подробнее.
Я начала с его внешности, и он тут же скривился, как от кислого лимона сунутого под нос, когда я закончила живописать его зубы, он попросил остановиться и, должно быть, на этом хотел закончить разговор, спросив «это всё?», на что я ответила, что дальше идет его характер, потом поведение и манеры, затем отношение к людям и порученным делам, и ещё несколько пунктов.
Он снова застыл с выражением озадаченности на прекрасном лице. Немного подумав, попросил продолжить с того места, где он меня оборвал. И я продолжила декламировать, чуть повернувшись, когда к середине речи он подошел к скамье и не слишком грациозно опустился.
Но слушал он меня внимательно. Разные эмоции мелькали на его идеальном лице, но среди них не было ничего напоминающего отсутствие интереса, и этого мне было более чем достаточно, ведь за всё это время немого обожания это был наш первый разговор. Ну и что, что больше говорила я, мне было уже приятно, что мы так близко и он впервые смотрит на меня прямо. На меня.
— … ещё мне нравится, как ты щуришься, когда ешь ягодный штрудель. Когда делаешь первый укус, и даже немного до того. Уже предвкушая близкую кислинку, чуть прикрываешь глаза, будто готовый к терпкости вишни…
— Хватит! — Филипп взвился, как ужаленный. — Прекрати это! Ты разве не понимаешь, что это ненормально!
Я затихла, но глаз не прятала.
— Понимаю.
— Тогда зачем?
— Что зачем?
— Зачем… Зачем ты ведешь себя как помешанная?
Что мне оставалось, кроме как пожать плечами.
— Наверное потому, что я такая и есть, — тише проговорила я, и раскат грома сопровождаемый молнией сотряс воздух вокруг.
— Жуть какая, — Филипп резко поднялся со скамьи. — Прекрати меня преследовать.
— Я этого не делаю.
— Тогда что же ты делаешь?
— Просто смотрю на тебя.
— Ты делаешь это постоянно!
— Потому что на тебя невозможно не смотреть.
Филипп раскрыл рот, собираясь парировать, но так ничего и не произнес.