Я пожалела, что не зажгла факелы, мне так хотелось видеть его лицо отчетливее. О чём он подумал в этот момент?
— Я ухожу, — с этими словами он поспешил прочь из беседки.
— Филипп, — его имя на своём языке я пробовала не раз, но никогда не обращалась к нему вслух.
Его имя отдавало вкусом спелого персика.
Он остановился.
— Один неважный момент… — я поколебалась, и всё же произнесла, видя, что он ждёт, — записки без подписи шлёшь ты? — скомкано закончила я, надеясь, что он не обидится.
Я не хотела уличить его, просто если для него важны записки — ведь он упомянул о них и написал мне одну ранее днём — наверное, это могло иметь значение. Или нет? К однозначному выводу я не пришла — не успела, поэтому и произнесла без уверенности.
В этот момент, в абсолютной тишине, сверкнула молния. Затем раздался гром, и он вынырнул из-под укрытия беседки.
Всего миг я видела его лицо, но этого было достаточно, чтобы заметить смущение и уязвимость, а ещё лёгкий румянец, коснувшийся его скул.
Он был ВОСХИТИТЕЛЕН!
Не важно о чём был наш разговор и как сложился, вниз по дороге, обратно к академии, я полыхала вместе с потоками грязи от занявшегося дождя, абсолютно счастливая! После стольких лет лицезрения совершенства, шанс поговорить с ним — величайшая милость!
Глава 3 Филипп
Размашисто шагая вниз по крутой дороге и пытаясь удержать полы мантии, срываемые ветром, я не мог не думать о самом странном разговоре в моей жизни. Сказать, что я был удивлён, значило ничего не сказать — я был шокирован!
Странную, по общему мнению ребят девушку я заметил в первый же день. Не заметить её было невозможно. Довольно высокая, сложенная как подросток — толку что ей тогда было уже восемнадцать — она отличалась идеально ровной осанкой, да такой, будто указку проглотила — так, в общем, про неё иногда и шутили; острые плечи, совсем лишенные девичьей покатости, длинная шея и совершенно бледное овальное лицо, на котором омутами кипели почти чёрные глаза.
Только спустя некоторое время я поймал себя на мысли, что никак не могу разглядеть других черт. Её глаза притягивали с той неодолимой силой бездны, когда нет сил не смотреть вниз.
Разглядывать приходилось урывками. В первый год, особенно в начале учёбы, все очень внимательно друг за другом наблюдали — присматривались, выбирали друзей и круг общения. Решали, кому достанется статус отщепенца. Я не слишком удивился, когда изгоем выбрали Марту.
Мало того, что у неё была не самая тривиальная внешность — рост, сложение, бледность бросались в глаза сразу, но были и другие примечательные черты. Чего стоили её тёмные, едва тронутые выгоревшей на макушке бронзой волосы. Густые и непослушные, они словно укрывали девушку наполовину откинутой вуалью.
К тому же форменный костюм сидел на ней не хуже, чем на наших профессорах-женщинах — тех, кто посвятил себя науке и потому не обзавелся ни утонченным видом, ни семьёй. Вот только синим чулком она пока не была — возраст был слишком юным, чтобы хоронить её личную жизнь, но нельзя было не признать, что у неё имелись все шансы пополнить в будущем их ряды. К тому же такие женщины были всегда увлечены чем-нибудь важным, будь то магия, политика, наука. За Мартой я никаких склонностей не заметил.
В учёбе и магии её результат был всегда средним и, кажется, ничего её особенно не интересовало. По крайней мере, я не видел в ней энтузиазма на занятиях или пылкости в отношении других увлечений.
Но кое-что я все же заметил. Заметил, что она исподволь наблюдает за мной, когда думает, что я не смотрю. Так было все три года, и вот в начале четвёртого она позволила себе коснуться меня. Я был потрясен, потому что привык считать, будто мы существуем в разных реальностях.
И сейчас, после разговора с ней, я точно мог утверждать, что склонность у неё всё же имелась. И не просто склонность, а огромная маниакальная зависимость, нет, зацикленность. На мне!
Оказавшись внизу, я выругался — сверху сорвались резкие стрелы дождя. Несколько упавших, будто выроненных из небесного колчана наконечников разбились о клубящуюся пыль, ещё несколько мгновений и зарядил настоящий ливень.
Я не стал дожидаться водопадов и тут же свернул на обочину. Нырнул в подлесок, за ствол старого скрюченного ясеня, росшего в паре шагов от дороги, прильнул к шероховатой коре и туже натянул капюшон, собираясь переждать буйство непогоды в укрытии и только потом вернуться в академию.
Дождь лил стеной. Временами напор слаб, словно некто невидимый, обрушивший на нас кару небесную, делал долгий продолжительный вдох и после снова испускал на землю потоки воды.