– Ну, а он как? Ты что-нибудь о нем знаешь? И знает ли он… я имею в виду Женьку?
Татьяна покачала головой.
– Нет. Про Женьку он ничего не знает. А я – про него. Он же больше не поет, это тебе и самой должно быть известно.
Ната усмехнулась.
– Эх, подруга! Мне бы твои заботы. Ты, я вижу, совсем не представляешь себе моей сумасшедшей жизни… да мы там, дай Бог, раз в неделю радио послушаем, да и то на немецком. Что у вас тут делается, кто поет, кто не поет – нам это совершенно неизвестно. Да и неинтересно мне это уже давно… Ладно, извини, что перебили, продолжай.
– Ну, в общем, как это у нас тут говорят, выпал он «из звездной обоймы». Дисков новых не выпускает, ни с кем не тусуется, где он сейчас, что с ним – никому не известно. Он же тогда, шесть лет назад, как раз после Голландии, совсем разорился и разошелся со своей командой. А после – с женой. Квартиру ей оставил, машину, все! Выпустил последний свой диск под названием «Разочарование» и словно растаял в воздухе. Говорили, он куда-то в Сибирь уехал, но куда…
– Значит, ты его с тех пор так ни разу и не видела? – В глазах Наты зажегся какой-то непонятный огонек.
– Да говорю же тебе, нет!
– А хотела бы?
Татьяна засмеялась:
– Нат, ты как девчонка, честное слово! Что мы, на собрании фан-клуба, что ли? Хотела бы, не хотела… Все это давно уже в прошлом.
– Ты уверена?
– Абсолютно, – Татьяна все еще не понимала, куда гнет ее подруга. Но вскоре все стало ясно.
– Тогда пошли! – скомандовала Ната, подхватила сумочку, с неожиданной для ее комплекции резвостью выскочила из-за стола и заспешила куда-то вниз по улице.
– Ты куда меня ведешь? – Татьяна едва поспевала за подругой. – Что ты хочешь мне показать?
– Вот это! – кивнула Ната, когда они, наконец, остановились.
В подземном переходе, куда привела ее подруга, было сумрачно и прохладно. Глаза Татьяны не сразу привыкли к темноте, однако то, что она услышала, заставило ее вздрогнуть и покраснеть. Хорошо, что Ната не видела ее в этот момент! Вот бы она посмеялась над «ушедшими детскими чувствами!».
Бродячий музыкант, подыгрывая себе на гитаре, пел Жекины песни.
Те, самые ранние, самые любимые, которые стали уже почти народными.
Он пел тихо и задушевно, и Татьяна почувствовала, как сжимается ее сердце.
– Узнаешь? – шепнула Ната и слегка подтолкнула ее в глубь перехода.
Татьяна нащупала в кармане мелочь и подошла к музыканту.
Она положила в широкополую шляпу несколько монеток и подняла глаза.
Глава 2
Эта встреча перевернула всю ее устоявшуюся жизнь.
Следующие несколько дней она опять приходила в этот переход – он был там, стоял с гитарой с утра до вечера перед своей шляпой и пел.
Он ни разу не посмотрел на нее, не дал понять, что узнает ее. Да и кого он должен был узнать? Кто она была ему?
Она поразилась тому, как случай свел их снова – это было неспроста!
Она поразилась тому, как плохо он выглядел – исхудавший, небритый, с потухшим взором.
Но больше всего она поразилась собственным чувствам – оказывается, они были живы! И не только живы, но и свежи, глубоки – точно такие же, какими они были в юности… Неужели этот человек так врос в ее душу, что теперь его никакими силами не изгнать оттуда?
Татьяна сидела перед журнальным столиком и рассматривала свои детские «сокровища».
Вот они, маленькие сувениры, напоминающие ей о Жеке.
Гостиничный ключ с пластиковым набалдашником, колечко, которое он когда-то давно сам подарил ей, серебряная туфелька и, конечно же, фотография с автографом «Моей самой славной поклоннице…».
Права ли она была там, в Голландии?
Может, ей не стоило отталкивать тогда Жеку?
Теперь, много лет спустя, она снова терзалась сомнениями, и снова, как и все эти годы, душа ее говорила: «Ты была права. Ты не была бы с ним счастлива. Он был избалован, испорчен. Он должен был измениться».
И тут же какой-то голос противоречил: «Измениться? Чтобы стать таким, как сейчас? Голодным, несчастным… Как побитая собака! А может быть, если бы я тогда поддержала его, этого бы не случилось?»