-Ну что же, теперь я знаю, к кому обращаться, если мне не захочется дрочить в одиночку. Буду звать тебя на выручку. Лады?
И, поскольку я молчал, чувствуя себя внезапно сброшенным с неба и втоптанным в грязь, он потянул меня за прядь волос:
— Лады, Поттер?
Я жалко кивнул. Симус зевнул во всю глотку и лениво закончил:
— А теперь очисти простыни и отправляйся назад в свою постель. Я не позволю тебе спать здесь.
Конечно, я не сразу уснул в ту ночь. Удовлетворение, заставляющее расслабиться после полученного наслаждения, мешалось с чувством мучительного унижения — но если по моим щекам и катились слезы, никто о них не узнал. Дыхание мое было ровным.
Мало ли вещей мы делаем под покровом темноты, о которых никто не знает! Гарри Поттер не плачет, сражаясь с Тёмным Лордом. Не заплачет же он оттого, что его немножко оскорбили после самого восхитительного, что может происходить между двумя людьми.
Я был уверен, что не смогу посмотреть Симусу в глаза после той ночи. Однако он держался, словно между нами ровным счетом ничего не произошло, и мое облегчение горчило от тщательно скрываемого разочарования. Вечером в общей гостиной он подошел и произнес мне прямо в ухо:
— Ну что, Поттер… ты хочешь?
Сердце мое подскочило и забилось где-то в желудке. Не сознавая, что делаю, я повернулся и посмотрел на него — наверное, со щенячьей мольбой во взоре. Мое желание было столь очевидным, что он насмешливо фыркнул:
— Не кончи прямо здесь, Поттер. Пошли уже.
Мы торопливо поднялись — не вместе, разумеется, он первым, я три минуты спустя — в нашу спальню. Когда я вошел, Симус наложил на дверь запирающее заклятие. Но я его не слышал. Финниган стоял передо мной абсолютно обнаженный, его член смотрел почти вертикально вверх, приглашая меня попробовать его на вкус. Со сдавленным стоном я подошел и положил ладони Симусу на плечи, подавляя в себе отчаянное желание упасть на колени и немедленно взять его в рот. Похоже, Симусу понравилась моя нерешительность. Мы с ним почти одного роста — он разве что чуть выше — поэтому встретиться губами не составило проблемы. А когда я очнулся от горячего, словно глинтвейн, опаляющего нервы поцелуя, Симус уже возился с застежкой моих форменных брюк. Мантия валялась на ближайшей кровати рядом с его собственной сброшенной одеждой, рубашка была распахнута. Я отчаянно вцепился в его плечи, чувствуя, что теряю не только волю, но и равновесие, когда он освободил мой ноющий от боли член.
Симус хмыкнул:
— Давай-ка лучше ляжем, Поттер. Пока ты не рухнул на пол.
Не отрывая своих ладоней от его тела, я позволил подвести себя к кровати. Это снова была его кровать, и я упал на нее, увлекая Симуса за собой и смыкая руки за его шеей в неистовом объятии. Мне казалось, что от одного только соприкосновения наших тел я сойду с ума — однако Симус разорвал кольцо моих сплетенных рук и, невзирая на мольбы, отстранился, разглядывая меня. Я лежал в расстегнутой одежде, очки сбились набок — он поправил их, а затем легко соскочил с кровати, чтобы сдернуть с меня брюки, ухватив за штанины. Для этого ему пришлось присесть — а разгибаясь, он легким и естественным движением вобрал в рот мой член, одновременно обхватывая пальцами его основание. Кажется, я закричал — а затем взорвался совершенно сумасшедшим оргазмом.
Потом я любил его — нежно и бережно, целуя каждый дюйм смуглого поджарого тела еще долго после того, как он кончил, желая только, чтобы этот час перед отбоем никогда не заканчивался. Но Симус вновь стряхнул меня с себя и приказал привести себя в порядок и почистить покрывало.
Так оно и продолжалось несколько недель кряду — иногда каждый день, иногда через два, три — в такие дни я не находил себе места и боялся выдать себя словом или взглядом.
А потом мне захотелось определенности в том, что я про себя уже самонадеянно называл наши отношения. Нет, мне не нужны были ежедневные признания в любви — мне хватило бы и одного раза, если бы Симус согласился на откровенный разговор.