— Пока. — Л. М. повернулся и начал подниматься по лестнице. — Между прочим, Барни, ты уволен.
— Вы не можете уйти вот так, Л. М., не дав профессору возможности объясниться, а мне — рассказать о моих планах. — Барни сердился, сердился на себя, на киностудию, где он работал, находившуюся на грани банкротства, на слепоту директора, на тщету всех человеческих стремлений, на банк, закрывший его счет. Он кинулся вслед за Л. М. и выхватил у него изо рта дымящуюся гаванскую сигару. — Сейчас мы проведем настоящий эксперимент, такой, что вы оцените его по достоинству!
— Эти сигары — по два доллара за штуку! Сейчас же верни…
— Я вам ее отдам, но сначала посмотрите… — Барни швырнул на пол бутылку и положил дымящуюся сигару на платформу. — Какой из приборов регулирует входную мощность? — повернулся он к Хьюитту.
— Вот это — ручка входного реостата, но зачем это вам? Если вы увеличите уровень темпорального перемещения, то оборудование выйдет из строя — раз и все!
— Можно купить новое оборудование, но если нам не удастся убедить Л. М. — вы на мели, сами понимаете. Итак, вперед!
Барни оттолкнул протестующего профессора в сторону и включил реостат на полную мощность. На этот раз эффект был потрясающим. Рев динамо-машины перешел в смертельно пронзительный визг, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки, лампы на панели засверкали всеми огнями ада, все ярче и ярче, по металлическим поверхностям забегали электрические разряды, а волосы присутствующих встали дыбом и из них посыпались искры.
— Через меня идет ток! — заревел Л. М., и в этот момент напряжение достигло предела, лампы на панели, ослепительно сверкнув, лопнули, и в подвале воцарилась полная темнота.
— Смотрите вот сюда! — закричал Барни, щелкая зажигалкой и поднося ее к машине. Платформа была пуста. Сигара исчезла!
— Ты должен мне два доллара!
— Смотрите, смотрите! По крайней мере, две секунды, три, четыре… пять… шесть… семь…
Внезапно на платформе появилась все еще дымящаяся сигара. Л. М. живо схватил ее и как следует затянулся.
— Ну хорошо, это машина времени, теперь я верю. Но какое она имеет отношение к производству фильмов или к спасению моей студии от банкротства?
— Позвольте мне объяснить…
ГЛАВА 2
В кабинете Л. М. сидело шесть человек, расположившихся полукругом перед письменным столом директора.
— Запереть дверь и перерезать телефонные провода! — распорядился Л. М.
— Сейчас три часа утра, — запротестовал Барни, — кто будет подслушивать в такую рань?
— Если об этом пронюхают банки, я разорен — пиши пропало до самой смерти, а может быть, и дольше. Перережьте провода!
— Позвольте, я займусь этим, — сказал Эмори Блестэд, вставая со стула и доставая из грудного кармана отвертку с ручкой, обмотанной изоляционной лентой: в «Клаймэктик студиоз» он возглавлял технический отдел. — Вот оно, решение загадки! За последний год мои ребята в среднем по два раза в неделю чинили в этом кабинете перерезанные провода!
Работа спорилась в его руках: он быстро снял крышку с соединительных коробок, и вот уже все семь телефонов, селектор, замкнутая сеть телевидения и телепринт разъединены. Л. М. Гринспэн внимательно следил за ним и не произнес ни единого слова, пока своими глазами не убедился в том, что все десять проводов безжизненно повисли.
— Докладывайте! — рявкнул он, ткнув пальцем в направлении Барни Хендриксона.
— Итак, все готово и можно приниматься за дело, Л. М. Оборудование для времеатрона установлено в павильоне фильма «Сын чудовища женится на дочери монстра», и все расходы отнесены на бюджет фильма. Между прочим, машина профессора обошлась дешевле обычных декораций.
— Не отвлекайтесь!
— Ладно. Итак, последние съемки «чудовищного» фильма закончены в павильоне сегодня, то есть, я хотел сказать, вчера, и мы поспешили в темпе вынести оттуда все оборудование. Как только они ушли, мы тут же смонтировали времеатрон в кузове армейского грузовика из картины «Пифиси из Бруклина», профессор проверил оборудование и привел машину в полную готовность.
— Что-то не нравится мне эта история с грузовиком — его могут хватиться.
— Не хватятся, Л. М., мы обо всем позаботились. Во-первых, он считался избыточным армейским снаряжением, и его хотели бы сбыть с рук. Во-вторых, недавно мы продали его через наш обычный канал сбыта, а здесь его приобрел Текс. Под нас не подкопаешься.
— Текс? Какой еще Текс? И кто вообще все эти люди? — с раздражением произнес Л. М., обведя подозрительным взглядом сидящих вокруг стола. — Ведь я же предупредил, чтобы об этой штуке знало как можно меньше людей, по крайней мере до тех пор, пока мы не убедимся, что она действует. Если только банки пронюхают…
— Ну уж меньше и вовлечь невозможно, Л. М. Смотрите: я профессор, которого вы знаете, Блестэд, ваш начальник технического отдела, проработавший на студии тридцать лет…
— Знаю, знаю… но кто эти трое? — Л. М. махнул рукой в сторону двух загорелых молчаливых людей, одетых в джинсы и кожаные куртки, и сидящего рядом с ними высокого нервного человека со светло-рыжими волосами.
— А, эти… Эти двое — трюкачи с нашей студии Текс Антонелли и Даллас Леви.
— Трюкачи с нашей студии! Послушай, Барни, что за трюк ты собираешься выкинуть с этими ковбойскими мальчиками из Бронкса?
— Ради бога, не волнуйтесь, Л. М. Для нашего проекта понадобятся люди, на которых можно положиться и которые без лишнего шума в случае неприятностей найдут выход из положения. До прихода к нам Даллас служил в армии, а затем выступил в родео. Текс тринадцать лет протрубил в морской пехоте, он инструктор по нападению и защите без оружия.
— А кто этот длинный?
— Это доктор Йенс Лин из Калифорнийского университета Лос-Анжелеса, филолог. — Высокий мужчина рывком встал и отвесил короткий поклон в направлении письменного стола. — Он специалист по германским языкам или по чему-то вроде этого. Он будет нашим переводчиком.
— Ну а теперь, когда вы стали членами нашей группы, вам понятно, насколько важен наш проект? — спросил Л. М.
— Мне платят денежки, — сказал Текс, — а я держу язык за зубами.
Даллас молча кивнул, соглашаясь с товарищем.
— Нам предоставляется удивительная возможность, — Лин говорил быстро, с легким датским акцентом. — Я взял отпуск на год и готов сопровождать экспедицию в качестве технического советника даже без предложенного щедрого гонорара. Ведь мы так мало знаем о разговорном старонорвежском…
— Ну хорошо, хорошо, — Л. М. поднял руку, удовлетворившись тем, что услышал. — Так какой же у нас план? Посвятите меня в детали.
— Сначала нам придется совершить пробное путешествие, — заметил Барни. — Надо посмотреть, работает ли машина профессора…
— Да я вас уверяю…
— …и если она работает, мы сколотим съемочную группу, разработаем сценарий и затем отправимся снимать фильм прямо на месте. И на каком месте! Вся история открыта нам на широком экране! Мы сможем все заснять, записать звук…
— И спасем студию от банкротства. Ни тебе расходов на дополнительные съемки, ни декораций, ни стычек с профсоюзами…
— Эй, поосторожнее! — нахмурился Даллас.
— Конечно, речь идет не о вашем профсоюзе, — извинился Л. М.
— Вся труппа, которая отправится в прошлое из нашего времени, будет получать повышенную ставку с надбавками; я имел в виду участников оттуда — на них мы сможем сэкономить, верно? А теперь отправляйся, Барни, пока у меня не остыл энтузиазм, и без хороших новостей не возвращайся.
Их шаги, стук каблуков о бетонную дорожку гулко отдавались от гигантских звуковых сцен в огромном помещении, а тени тянулись за ними сначала сзади, а потом выбрасывались вперед, когда они проходили через ярко освещенные круги под редкими лампами. Тишина и одиночество заброшенных студий внезапно напомнили им о величии их замысла, и они инстинктивно приблизились друг к другу, почти касаясь плечами. Перед входом в здание стоял сторож; завидев их, он поздоровался, и его голос разбил мрачные чары тишины.