Спасителем и в значительной степени изобретателем уральского заводского фольклора стал Павел Бажов. Он взял на себя благородную задачу составить из сохранившихся сказов и баек некую систему — свод местного фольклора, придав ему свою писательскую индивидуальность, а иногда, полагая себя соавтором сказов, дописывать их, чтобы заполнить смысловую лакуну или связать события в интуитивно ощущаемый ряд.
Для того, чтобы из суммы мифов родился эпос, связное повествование об определенных героях и событиях, нужен талант современного цивилизованного типа, нужен пастор Крейцвальд, Гомер или Бажов. Эпос, не дождавшийся своего толкователя и «оформителя», обречен остаться сборником сказок или мифов. Так случилось с русским былинным эпосом. Вполне допускаю, что свой Гомер на Руси был, но процент рукописей, дошедших со времен русского Средневековья, совершенно ничтожен. Если же этот эпос был создан перед татарским нашествием, то он почти наверняка сгорел, ведь от русской литературы XII века до нас дошло немногое, хотя об уровне ее мы можем судить по «Слову о полку Игореве». Несколько больше шансов сохраниться было у произведений, созданных раньше, скажем, в Х или ХI веках, — возможно, до вторжения татар их успели переписать несколько раз, и это многократно увеличило их шансы на «выживание». К примеру, списки «Повести временных лет» хранились к тому времени в десятках монастырей.
Не исключено, что создатель русской «Илиады» не успел дописать свой труд либо единственный экземпляр его погиб в пожаре
Рязани при Батые или во время страшных междоусобиц. Рукописи отлично горят! Ими даже разжигают печки.
Уральским сказам повезло — нашелся Павел Бажов, как будто был ниспослан свыше для спасения народного творчества.
Не стану углубляться в рассуждения, что Бажов заимствовал, что записал, а что придумал. Для нашего исследования это не представляет интереса, хотя споры на эту тему велись и иногда принимали весьма драматическую форму.
Одна любопытная история связана с именем Демьяна Бедного, ныне почти забытого (если бы не мемориальные доски, сохранившиеся в Москве) революционного поэта и одного из выдающихся библиофилов нашей эпохи. С этим его увлечением, насколько я помню, и связано падение Демьяна Бедного, официального поэта партии, громившего в своих частушках буржуев и белогвардейских генералов, лодырей, попов и иных асоциальных элементов, которые мешали успешному строительству социализма. При этом Бедный (по фамилии, конечно же, не Бедный, а просто Придворов, будто судьба заранее определила ему место придворного барда) жил в Кремле. Сталин приходил к Бедному придворному как к себе домой и брал почитать книжки. И надо же было Бедному в какой — то невинной беседе с одним доверенным лицом сказать, как он не любит давать книжки Кобе, так как тот оставляет на страницах отвратительные пятна. Верный друг довел эти сведения до Сталина. Тот Бедного, правда, не расстрелял, но ходить к нему за книжками прекратил, а вскоре Демьяна и вовсе выселили из Кремля на Рождественский бульвар (смотри мемориальную доску), и значение его поэтического творчества многократно уменьшилось.