- Как умерла?
- Обычно, Петя. От рака.
Он не знал, что сказать. Они помолчали. Лена ковыряла вилкой икру, он смотрел на нее. Страшно хотелось есть, но как-то неудобно было.
- Ты так и не сказала, как ты… Что здесь делаешь? Как живешь? – спросил Петр Иванович.
- Я, Петя теперь совсем другая. Не такая, какой ты знал меня.
- Ты… чудесная!
- Ты не можешь знать – Лена бросила вилку на стол, - Я ведь тоже себя сломала. Мечтала о любви, о счастье. Какой же дурой я была, Петя! Наивной милой дурочкой. А теперь уж поздно. Я теперь плохая…
- Лена! – он протянул руку. Хотел погладить по плечу, но она отшатнулась и встала с дивана.
- Ты даже представить не можешь…
Она подошла к окну и ткнулась лбом в стекло. Во дворе стало совсем темно, и только сбоку возле помойки голубым тусклым светом обкрадывал ночь одинокий фонарь. Кругом машины, натыканные, как попало. Ни души.
Лена достала телефон и набрала номер.
- Приезжай, - только и сказала. Этим своим сильным грудным голосом.
Вернулась, села на краешек дивана и улыбнулась.
- Вот и все, Петя. Пора.
- Жаль, - сказал он.
Она усмехнулась, допила шампанское и засобиралась.
- Не провожай меня.
Он подал ей плащ и открыл дверь.
- Прощай, - она тронула губами его щеку.
- Пока.
Он закрыл дверь. Постоял минуту, держась за дверную ручку, выключил свет и вернулся в комнату.
За окном глухо хлопнула дверь, басовито заурчал мотор и зашуршали шины. Все тише и тише, пока не смолкли совсем.
- Уехала, - прошептал он.
Наутро страшно болела голова. Петр Иванович опаздывал на работу, что случалось с ним не часто. Москва скрылась в пелене дождя, вымывая скопившиеся за зиму мусор и грязь. Ветер колол пригоршнями сбоку, и зонтик был почти бесполезен. Петр Иванович подбежал к пешеходному переходу и выглянул из-под зонта. Проехавший серый седан окатил ботинки мутной волной. Он чертыхнулся и побежал через дорогу. Странно – ни одной машины ни туда, ни оттуда. И мысль в голове молнией. Машина-невидимка! Одна из самых любимых и частых фантазий. Переходишь пустую дорогу и представляешь себе машину-невидимку, которая несется прямо на тебя. Ты ее не видишь и не чувствуешь опасности, а она уже скрежещет тормозами и разворачивается в заносе. А потом – бац! И ты в лепешку.
Он почти добрался на ту сторону, когда фантазия ожила. Кинул взгляд вправо и будто услышал визг тормозов сквозь шум воды. А на кипящем от дождя асфальте – исчезающий пенный след. Он выронил зонтик и закрыл лицо руками. Удар! Воздух стал в горле комом, ни туда, ни сюда, тело пронзила страшная боль. В спине слева. Он сделал два вихляющих шага и упал боком на обочине в бурлящий поток воды.
- Мужчине плохо!
Петр Иванович ощутил чьи-то руки на теле.
- Вызовите скорую!
Его куда-то несли, а потом дождь перестал бить в лицо. Он почувствовал под спиной скамейку.
- Как вы, мужчина?
- Да не трогайте вы его! Не видите, у него удар…
Голоса доносились тихо, словно через слой ваты. Болела вся левая сторона тела, и мучительно хотелось пить.
- Неужели это конец? – подумал Петр Иванович.
В глазах проносились звезды, вспыхивали и гасли. Шум в ушах стих, и он с облегчением понял, что все это была игра. Одна большая фантазия. Предательство Лены, собственное тупое упрямство и девятнадцать лет в бухгалтерии. Странная несчастливая женитьба. Чужая жизнь, которую он переживал, корчась от брезгливости и отвращения. Все - фантазия.
Его наполнила радость. Она вытеснила боль, и Петр Иванович впервые за многие годы захотел жить. Откуда-то издалека донесся вой сирены, и он снова почувствовал на себе руки. Открыл глаза и увидел людей, похожих на ангелов. Их контур был смазан.
- Ничего… - подумал он, проваливаясь в темноту.
Перед тем, как Петр Иванович закрыл глаза, он заметил на лице одного из ангелов маленький белый шрам в виде латинской S.
Конец