Такую же полку папа приладил над вторым топчаном и поставил на нее справочник Хютте, и еще осталось место для маминых вещей. Зажгли настольную лампу, папа из проволоки сделал каркас для абажура, его прикрыли кремовой тряпкой, которая в довоенной жизни была лучшей Юриной рубашкой.
В одиннадцать часов пришла мама, посмотрела по сторонам и сказала:
— Какие вы молодцы, мальчики! До чего же у нас хорошо!
Мама присела на табуретку, потом вскочила, взмахнула руками и достала из сумки марлю. Мама поколдовала иголкой, внизу и вверху продернула веревочки. Папа осторожно вбил в раму гвоздики, натянул веревочки. Получились занавески. Мама опять села на табуретку и опять сказала:
— До чего хорошо, мальчики.
— Хорошо! — согласился папа.
— Очень хорошо! — подтвердил Юрка.
Юрка не знал, сколько времени человеку полагается обживаться. Уже утром ему хотелось пойти к капитану Рутковскому, но Юрка догадывался: взрослые привыкают дольше. А сколько?
Спросить бы, но папа воевал с токами высокой частоты. Надо было, чтобы они правильно закаливали кулачковые валики. Токи что-то путали, и отец уже двое суток не ночевал дома. Мама приходила задерганная, и лучше ее не трогать.
Была весна, и ремесленники прогуливали. Забыв про войну, устав от зимы, которую не все пережили, ребята прогуливали отчаянно. Мама работала в юридической части завода и должна была передавать дела на них в суд.
За один день прогула полагалось столько, что врагу не пожелаешь, а три дня прогула приравнивались к дезертирству, и тюремный срок был чуть ли не старше самих пацанов. Человек, скрывший прогул, отвечал наравне с «дезертиром».
Начальники цехов вздыхали, начальники цехов бледнели и передавали дела о прогулах в юрчасть завода. Логическая беспощадность — нельзя, чтобы мальчишки прогуливали, от их рук зависит, сколько моторов получит фронт. А мальчишки чуть постарше Юрки и чуть помоложе тех, кто на фронте. И фронту, чтобы выдержать, кроме мужества, нужна сила этих моторов, и недостаток их оплачивается кровью.
Мать двигалась взад-вперед по узкому проходу меж топчанов. Она предпоследняя инстанция перед прокуратурой, а когда отсутствует директор завода, за ней последнее слово. А директор все не приезжал и не приезжал из какой-то своей командировки, и мать все не передавала и не передавала эти дела в суд.
Вот и спрашивай тут: сколько дней нужно обживаться на новом месте?
Юрка стоял около подъезда и смотрел, как Галка из соседней квартиры уговаривала козу Ольку идти домой. Олька слушала внимательно, выставив прямые рога, и мерно дышала, приподымая и опуская широкие бока, прикрытые черной свалявшейся за зиму шерстью. Галка говорила, протягивала руку и делала шаг вперед. Олька слушала, поводила ноздрями и делала шаг назад. Она признавала Галку хозяйкой, но не хотела обратно в подъезд, в глухую каморку под лестницей, где провела всю зиму.
В Москве под лестницей была лифтерская, там за зелеными занавесками жила тетя Клава.
Вместо пологого клинистого склона, не ограниченного ничем, начисто обритого строительством и утыканного внизу двухэтажными домами, а вверху бараками, вместо этого склона, уходящего к небу до самого Ильменского заповедника, в Москве был асфальтированный квадрат двора, уходивший в узкий проем ворот. За ним начиналась залитая солнцем улица Воровского.
Юрка так задумался, что не заметил, как подошел капитан Рутковский. Коза посмотрела на капитана задумчиво и дала взять себя за высокий рог. Галка вцепилась в другой, и они втроем пошли к подъезду — капитан, коза и Галка.
— Обещал, а не заходишь, — сказал капитан.
— Я зайду, товарищ капитан, — пробормотал Юрка и благодарно взглянул на капитана.
— Нет, — сказал капитан, — ты вышел из доверия. Пойдем сразу чай пить. С сахаром, — пообещал капитан. — И Галка скоро придет. Хорошо?
— Хорошо, — ответила Галка откуда-то из глубины сарайчика.
Чай в самом деле был с сахаром. Оказывается, у капитана есть жена Лена, совсем не похожая на жену. Она похожа на десятиклассницу и на Лену из пионерского лагеря.
И совсем свободно, как до войны, Юрка сказал:
— Я давно хотел прийти, но не знал, сколько полагается обживаться. Вы сказали: обживешься и приходи.
— А сколько ты обживался? — спросила Лена.
— Я сразу обжился, — признался Юра.
— Сразу бы и приходил, — сказал капитан. — И называй меня просто дядей Колей. Согласен?
— Согласен, — без энтузиазма подтвердил Юрий. «Почему люди не понимают, как важно, что человек капитан?»