— В мои?..
Право, это забавно: погостить три дня в спальне императрицы. Фешенебельный курорт с особенной услугой: почувствуйте себя Минервой Несущей Мир. Посетите ее любимые места: тут, в беседке, играла в стратемы с Адрианом; здесь принимала Натаниэля, когда он чуть не заморозил весь дворец; а здесь — блевала, упившись в хлам…
Дориан Эмбер ожидал ее на террасе под навесом.
— Ваше величество, с возвращением! Здесь все так знакомо, не правда ли? Будет гораздо удобнее составлять для вас планы.
Она попросила:
— Запишите такой план. Сначала два дня ностальгии: вспоминать себя владычицей и плакать о былом. Затем — позорная речь в Палате, которую никто не услышит.
Эмбер подал ей папку:
— Отпечатаны брошюры с вашим планом реформ. Взгляните: получились весьма недурно.
— К чему?.. Все равно мне не быть императрицей.
Эмбер вздохнул:
— Эх, всем бы ваши беды! Вот мне больше не быть первым секретарем — это досадно!
— Приберегите шутки для тех, кто еще может смеяться…
Мира собралась войти во дворец. Секретарь спросил:
— К вашему величеству гость. Прикажете изгнать без объяснений?
— Что еще за гость?
— Тот, кого вы меньше всего хотите видеть. Герцог Ориджин, естественно.
Откуда-то Мира знала наперед: он будет сидеть на подоконнике с двумя бокалами и бутылкой лидского орджа. Она испытала щемящее чувство: все начиналось — все заканчивается… Сказала с грустью:
— Здравствуй.
— Здравствуй, Мия. Садись, я согрел для тебя кусочек подоконника.
Она взобралась, взяла бокал.
— Эрвин, скажи… в память о былом. Почему я проиграла?
Он налил ей орджа.
— Твое здоровье, Мия-Минерва.
Эрвин звякнул бокалом об оконное стекло. Мира просто выпила.
— Мы вместе победили Адриана. Это же я разоблачила Амессина и обезвредила монахов. Я устроила диверсию на рельсах и сорвала переброску алой гвардии… Почему все славят только тебя?
Он ответил с серьезным видом:
— Прежде всего, я обаятелен.
— Ах, конечно… Что еще?
— Ну, если желаешь услышать все, то не пьяней слишком быстро. Начнем с простого: закатники и Нортвуды всегда были на моей стороне. Зимою я не вырезал их, а позволил уйти живыми и даже выдал провианта. По условиям капитуляции, они обязались голосовать за меня.
— Но они же…
— Изображали моих врагов? Да, мы решили использовать эту возможность. Весь Поларис считал их моими врагами — вот мы и поддержали заблуждение. Видишь ли, дорогая: скрытые друзья — ценный ресурс политика.
Миру покоробило. Эрвин все предвидел наперед. Как всегда, сожри его тьма…
— С болотниками было сложнее, — продолжил агатовец, покачивая бокалом. — Мирей Нэн-Клер — чистейшая янмэянка. Тщеславная, самовлюбленная, хитрая — как все вы. При равных условиях она голосовала бы за тебя, так что пришлось над нею поработать. Сперва моя матушка провела с Мирей полгода в странствиях и без устали нашептывала, в каком я восторге от болотной культуры. Потом Роберт придушил Леди-во-Тьме. Это вышло спонтанно, без моего ведома, но очень удачно. Как оказалось, для некоторых женщин труп матери — лучший подарок. А финальную точку с гордостью поставил я. Дал в помощь Мирей иксов, но снабдил их приказом: никакой агрессии, только самозащита. Мирей слишком давно не бывала в Дарквотере, ее влияние там мало. Подлинные владыки болотных земель — могучие кланы колдунов: жала криболы и цветы асфены. И те, и другие оценили, что я не стал вмешиваться в их внутренние дела.
— Слава Светлой Агате… — тоскливо обронила Мира.
Эрвин послал ей воздушный поцелуй:
— Выше нос, дорогая! Ты всего лишь проиграла — невелико несчастье. Впереди вся жизнь… проиграешь еще не раз и не два.
Она скривилась от этакой мудрости.
— А как же шаваны? Они падали ниц передо мной…
— Ты в них ошиблась. Когда скрестишь с ними клинки, когда ганта с Перстом Вильгельма внезапно атакует с тыла и сожжет твою лучшую роту — ты поймешь: они не так просты, как кажутся. Послы Степи испытали нас с тобою. Мне посулили щедрую дань и беззастенчивую лесть. Я был бы глуп, если бы принял то или другое: шаваны не любят ни скряг, ни зазнаек. Они уважают только силу. Я ее проявил, ты — нет.
— Но я же…
— Дала себя обезоружить. Когда они пали на колени, стала упрашивать их подняться. А вождь никогда — никогда! — не должен упрашивать.
Мира знала: это будет вопрос бестолковой ученицы. Но не могла не спросить:
— Что бы сделал ты?
— Ушел, оставив их на коленях. Обещали стоять раком — пусть стоят. Вернулся бы через двое суток и проверил: на коленях ли до сих пор? Вонючие, обоссанные, полумертвые от жажды — сдержали обещание? Если да — сказал бы: «Молодцы». Если нет — зарубил на месте.