— Набережная, Рыбный рынок, Косой спуск, Верхняя площадь, Привозная, южные ворота, аллея до поместья.
— Делали остановки?
— Нет. Сбавляли ход, когда люди попадались на пути. Но совсем не останавливались.
— Лили и Маргарита… тьфу, как их там… охранники могли отстать?
— Нет. Я нарочно не гнал, чтобы не отстали. Хозяин хотел, чтоб они всегда были рядом.
— То есть, они постоянно видели карету?
— У них спроси. Но я все время слышал звон подков, несмотря на ливень. Значит, ехали близко.
— Ты пил по дороге?
Кучер сплюнул:
— Снова та же песня! Не пьяница я, тьма сожри! Был трезвый, как ты сейчас!
— Говорят, возишь с собой флягу.
— Ага, серебряную, хозяин подарил. Беру что покрепче — согреться, если холодно. Все кучеры так делают. Но я не забулдыга, и в тот день не пил.
— А когда пьешь, то что предпочитаешь?
— Далось оно тебе… Ну, ханти Лисьего Дола или стэтхемский ордж.
— Зачем вы ехали к леди Валери?
— Хозяин не сказал.
— Исповедать ее? Воцерковить детей?
— Наверное, вроде того.
— А теперь самое интересное: момент прибытия.
Мак нарочито раскрыл страницу из судебного протокола. Старший констебль города Винслоу был дотошным человеком и тщательно зарисовал внутренности кареты, положение тела, орудие убийства. Рисунок был приобщен к делу и позволяла проверить слова душегуба.
— Представь, что твоя камера — это кабина кареты, — сказал Мак. — Покажи, как ты вошел и что увидел.
— Ну, значит, я открыл дверь…
Пелмон изобразил, как отодвигает защелку на дверце экипажа.
— Засов с наружной стороны двери?
— Да. Хозяин любил, чтобы я ему открывал.
— А сам он мог отпереться?
— Ну, да. Открыл бы форточку, высунул руку, нашарил защелку — и готово. Но он любил, чтобы я.
— Значит, ты вошел и…
Видимо, кучер живо вспомнил сцену. С неподдельным ужасом уставился в дальний левый угол. Замер на миг, потом бросился туда, склонился над телом.
— Покажи: в какой позе он лежал?
Кучер показал. Труп сидел, привалившись спиной к стене и уронив руки на колени. В груди его — прямо в сердце — торчал стилет.
— Крови было много?
— Не очень, клинок зажимал рану… Но рубаха пропиталась и частично жилетка.
— Рубаха была сильно мокрая?
— Да ужас, пятно на всю грудь.
— Любопытно… А плащ?
— Что — плащ?
— Пропитался кровью?
— На нем не было плаща, висел в другом углу на крючке.
— Хорошо. Багаж у него был?
— Зонт лежал вверху на полке.
— Священник взял зонт?
— Ну да, дождь же шел.
— Ага… Что еще было из вещей?
— Саквояж. Стоял напротив, на втором сиденье.
— Закрытый?
— Да… Нет, открытый.
— Что-то пропало?
— Откуда мне знать? Я ж не рылся.
— Итак, ты наклонился над трупом и…
— Ну, стал кричать: «Хозяин! Хозяин!» Искал жилку на шее, не нашел. Хотел вынуть стилет и завязать рану. Потом понял, что поздно, улетел уже… А тут как раз подбежали Сэмы.
— И назвали тебя убивцем, — подытожил Мак, почему-то с ухмылкой.
— Чего скалишься? — окрысился кучер.
— Настроение хорошее. Спасибо тебе за ответы. Идем, Уолтер.
Палач наблюдал за действиями Мака с большим интересом, но ни о чем не спрашивал в присутствие душегуба. Лишь когда покинули камеру и заперли за собой тяжелую дверь, Уолтер осведомился:
— Теперь дашь подписать?
— Неа. Теперь мы поднимемся в донжон, и ты скажешь барону Винслоу, что кучер оказался крепким орешком. Тебе нужно еще два дня, чтобы выжать признание.
— И зачем нам эти два дня?
В сумраке темницы было плохо заметно, однако Мак подмигнул другу:
— Найдем настоящего убийцу.
Уолтер Джейн Джон по праву гордился тем, что всегда внимательно вычитывал материалы суда и ни разу в жизни не казнил преступника, в чьей виновности сомневался. Полную уверенность питал он и на сей раз. Все улики указывали на кучера Пелмона. Собственно, если убийца не он — то кто еще?
Карета была подана пустой. Отец Фарнсворт сел в нее один на глазах трех свидетелей. Остановок в дороге не делалось. Никто не мог незаметно запрыгнуть в экипаж, поскольку за ним следовали стражники. А допустим даже, оба Сэма отвлеклись и не увидели за ливнем, как ловкий убийца вскочил в экипаж. Но мало было попасть в карету — нужно еще и выбраться! Как бы убийца вышел на ходу, не попав на глаза стражникам, и вдобавок закрыл за собой дверцу? Это решительно невозможно. Не было в кабине никого другого, отец Фарнсворт всю дорогу провел один.