— Зверство, — сказал Фитцджеральд. — Прямо как в Лиде.
— Это и есть лидец… — пролепетала Мередит.
— Почем знаешь?
— Он говорит… Молчите, молчите… Он — лидский генерал, пытался захватить Первую Зиму… Его разгромили и замуровали. По лидскому обычаю… Оставили щель, чтобы видел ворота, в которые никогда не войдет враг…
— Ну и ну! Вот так дела…
— Ужасно!
— Ага… Спроси его: это он всех пугает?
— Нет. Он не может покидать стену… Дух намертво прикован к костям. Пока скелет не похоронят, или пока кто-нибудь не возьмет штурмом этот замок.
Фитцджеральд повернул череп лицом к себе:
— А не врешь? Поклянись Агатой, что это не твоя работа!
— Он клянется Глорией… — прошептала девушка.
— Лидец, — буркнул лейтенант.
— Он просит… — сказала Мередит. — Похороните… Достаньте и предайте земле…
Иксы переглянулись. Лейтенант постучал рукоятью кинжала по стене. За исключением вынутого камня, она смотрелась весьма прочной. Обри налег плечом. Какое там! Даже Персты Вильгельма не пробили эти стены…
Шрам поднял извлеченный камень и аккуратно вставил на место. Мередит ахнула:
— Ничего нельзя сделать?!
Фитцджеральд отряхнул руки:
— Ну, я поставил его лицом в другую сторону. Увидит что-то новенькое.
Двое всадников поднимались мощеною дорогой по склону горы Агаты. Их фигуры выдавали близкое родство, а посадка в седле — сходную верховую выучку. Первая Зима осталась внизу, за спинами. Всадники то и дело оборачивались, чтобы полюбоваться на город, купающийся в закатных лучах.
— Мы с мамой сегодня потрудились на славу! Украсили две стены, придумали роспись для въездных ворот, вызвали маляров, выбрали место для музыкантов. Завтра попробуем расставить инструменты и сделать репетицию.
— Наша матушка неудержима. Похоже, сестрица, тебе достались две епитимьи вместо одной.
Иона шлепнула брата по плечу.
— Между прочим, я ужасно устала.
— Но усталость как рукой сняло, когда я предложил прогуляться, правда?
— Ты чудесно придумал навестить Роберта. Всем нам весело, а он взаперти.
— Стараниями твоей новой… прости, я запутался: подруги или сестрички?
— И нечего потешаться: Мия прекрасно вышла из положения. Назначила каторгу, но такую почетную, что Роберт даже не в обиде.
— Тебе сегодня все прекрасно, — со смехом отметил Эрвин.
Иона не стала отрицать очевидное. Лучась от счастья, они подъехали к воротам монастыря Светлой Агаты. Привязали коней, вошли во двор, сказали монахиням о себе. Помолились в храме, держась за руки, как в детстве. Тепло и покой переполняли Иону.
Настоятельница вышла к ним, брат и сестра с поклоном попросили благословения. Святая мать осенила Эрвина спиралью, а перед Ионой сама склонила голову:
— Боги дали вам силу творить чудеса. Почту за честь, если вы благословите меня.
Смущаясь, Иона сотворила спираль над седою головой аббатисы. Когда вышли из храма, она опустила глаза — ждала от Эрвина пусть не злой, но иронии. Однако он шепнул ей на ушко:
— Я очень горжусь. Слово чести.
Они поднялись в гостевой дом. Три этажа занимали паломники, которые летом толпами сходились к гроту Косули. На четвертом, в мансарде, располагалось место каторжных работ. Монастырь — женский, мужчинам нельзя находиться в дормитории. Поэтому келью для Роберта выделили под крышей гостевого дома. Половину небольшой мансарды занимали кипы бумаг, во второй половине находились нары, стул и стол. Дверь была снабжена самым прочным из замков: клятвою Ориджина не покидать этого места, пока не позволит императрица.
Иона тепло обняла кузена, Эрвин крепко пожал руку. Вернее, Эрвин думал, что крепко, пока Роберт не ответил на пожатие.
— Полегче, кузен, руку сломаешь!
— Прости. Я хотел показать, что еще не размяк здесь над пером.
Они кое-как разместились в тесноте и повели разговор. Иона рассказала новости: дела в городе, приготовления к празднику, задумки матери. Эрвин доложил о подарочной истерии. Как приготовить неформальный подарок всего за пару недель?! В другую землю гонца не пошлешь, шедевр у мастера не закажешь, цеха завалены работой. Но Эрвин придумал блестящую идею! Ее величество хотела фейерверк и торт — отчего не совместить? В гигантский торт шести футов диаметром будут вставлены двадцать шутих, стилизованных под свечи, только фитилями вниз, а под слоем глазури замаскирована хитрая система запала. Сладкий стол разместят во дворе, в кульминационный момент Эрвин украдкой подожжет фитиль, и под крики: «Слава Янмэй!» — торт жахнет в небо двадцатью огненными цветами.