А труп отца достался дикарям, был изрублен на куски и отдан свиньям и собакам. Из черепа сделали чашу, немногими уцелевшими костями украсили щиты и рукояти мечей. Душа покойного не смогла улететь на Звезду и рухнула обратно на землю, словно птица, пронзенная стрелой. Покойный лорд не питал иллюзий относительно шаванов: в их обычаях — глумиться над телами врагов, и по их меркам ничего особенного не сделано. Но вот сын… Родной сын из страха перед наказанием усадил на трон омерзительный труп чужака! И заставил всех, включая вдову, кланяться ему! Душа лорда переместилась в родовой замок и навеки приковалась к оскверненному креслу — чтобы никто чужой больше никогда не сел в него. Несколько веков он провел в этом кресле и около, неспособный покинуть пределы зала.
Обри начинал тихо и слегка стыдливо, ожидая насмешек Шрама. Но по мере чтения голос становился крепче и холоднее, и вкрадчивей. Наполнялся льдом, пробирал до костей, как сквозняк зимою. Фитцджеральд оставил свечу и обхватил себя руками за плечи. Шрам начал постукивать зубами. Да и сам Обри уже дрожал от стужи, но продолжал читать.
И вот в чем жуткая ирония. Среди его потомков были и тонкие люди, способные услышать голос призрака. Лорд мог рассказать обо всем, попросить разыскать ту самую чашу-череп и заменить кости в фамильной гробнице — тогда его душа улетела бы на Звезду. Но для этого следовало сознаться в том, каким трусом и лжецом оказался любимый сын. Призрак не мог стерпеть такого позора. Столетьями он ждал иного способа обрести покой…
— Глядите! — вскричал Шрам.
На окнах появилась изморозь. Узор инея покрыл стекла. Занавеси больше не дрожали — подернулись льдом и задубели в неправильной форме.
Дзинь — раздался звон. Замерзшая капля крема упала с потолка на стол и разбилась от удара.
— Герцог Одар?.. — изо рта кайра вылетело белое облако.
Внезапно окна захлопнулись разом. Одна из занавесок разлетелась ледяной крошкой. Шрам ринулся к двери, но створки накрепко примерзли друг к другу. Все щели запечатались полосами льда.
— Свеча! — крикнул Фитцджеральд.
Над огоньком возник крохотный смерч. Маленькая воронка вьюги неспешно опускалась на свечу. Ее медлительность оставляла кайрам вдох или два…
Они бросились к свечке. Оледеневшие мышцы противились движению. Неуклюже подбежали, упали локтями на стол, накрыли огонек ладонями. Сперва Обри и Фитцдеральд, потом подоспел шрам. Пламя укусило пальцы, но это ерунда. Вот что страшно: воронка смерча окружала их руки, хлестала по коже, морозила суставы, рвалась между пальцев, силясь добраться до свечки.
— Если погаснет, нам конец, — прошептал Обри.
Иней покрыл уже весь зал. Стояла такая стужа, какой не видывали даже январские ночи. Одежда на кайрах ломалась и хрустела, волосы поседели от снега. Единственное тепло излучала свеча. Маленький огонек давал кайрам силы сопротивляться морозу.
— Г-герцог Одар, — выдавил Шрам, — п-простите, что я сидел в к-кресле. Но у нас в-ваш череп, вы д-должны подчиняться…
— Эт-то не его ч-череп, — простучал зубами Обри.
И тогда — впервые — они услышали голос призрака.
Со звоном лопнули бутылки вина, оставленные слугами. Красная жидкость стала быстро замерзать, и в треске возникающего льда проступили слова:
— Вы не должны были знать. Никто не должен.
Воронка вьюги плотнее обхватила ладони. Кожа побелела, кайры уже не ощущали рук. Еще пара вдохов — и мороз доберется до свечки.
— Милорд, мы к-к-клянемся беречь т-т-тайну. Ник-кто не узнает…
Бах — разлетелась еще одна бутылка. Вино замерзло за миг, только два слова успели прозвучать за треском:
— Вы знаете.
— М-милорд, слово к-кайров! Мы иксы отб-борной роты, служим в-в-вашему роду!
Стало еще холоднее. Судорога свела руку Обри, пальцы растопырились, вьюга рванулась к огоньку.
— Книга! — крикнул Фитцджеральд.
Они увидели: во всем зале лишь один предмет не покрылся инеем — фолиант в черной обложке.
— Она м-может г-гореть! Жгите!
Обри не сумел дотянуться, руки не слушались его. Шрам прикрыл свечу левой рукой, а правой потянулся к тому, схватил, сунул страницу в огонь. В тот же миг вьюга ударила по свече и затушила, лишь кончик фитилька еще теплился алым. Рука дрожала слишком сильно, книга ходила ходуном. Шрам схватил переплет зубами, а рукою приложил угол страницы к фитилю.