— Она умерла.
Офелия издала осуждающий звук, в то время как её сестра приняла руку мистера Лафитта и залезла в автомобиль.
Офелия обернулась к женщине.
— Прошу прощения, но все встречи отменены. Мы просто ещё не успели всех оповестить.
Женщина в изумлении открыла рот, прижав руку к груди с сожалением.
— Мне так жаль, я говорила с ней всего несколько дней назад…
— Мы тоже, — крикнула Женевьева из машины.
— Извините за поведение моей сестры, — Офелия тяжело вздохнула, зажав переносицу, прежде чем махнуть женщине на прощание и забраться на заднее сиденье рядом с Женевьевой. Когда они устроились, мистер Лафитт вернул сиденье на место и забрался в машину, захлопнув дверь.
— Почему ты так груба с людьми? — прошептала Офелия.
Женевьева закатила глаза и откинулась на мягкое сиденье.
— Удобные кресла, не правда ли? — риторически спросил мистер Мутон, сдвигая рычаг между ним и мистером Лафиттом вперёд. — Это новейшая модель.
Ни одна из девушек не удосужилась ответить. Они сложили руки на коленях и молча смотрели в свои окна, наблюдая, как поместье Гримм медленно исчезает из вида. Мужчины говорили о машинах следующие десять минут — возможно, самая скучная беседа, которую Офелия когда-либо слышала, — прежде чем оба внезапно замолчали.
— Значит, это правда, — пробормотал мистер Мутон, его голос понизился, пока оба мужчины смотрели в окно с водительской стороны.
Мистер Лафитт вздрогнул.
— Я же говорил, я слышал, что оно просто… появилось.
Офелия подалась к Женевьеве, прижимаясь к её тёплому боку, чтобы заглянуть наружу. Медальон на её шее тут же начал пульсировать, но в маленькое окно было видно лишь скопление людей. Женевьева пожала плечами в ответ на её вопросительный взгляд.
— Всегда думал, что люди сумасшедшие, если верят этим слухам, — сказал мистер Мутон. — Глупцы, что входят в эти ворота, получают по заслугам.
Офелия прислонилась к окну, стекло липло от утренней влажности, и попыталась отстраниться от их разговора. Она так устала. И, что ещё хуже, её мучила тревога. Она не могла представить, что могло быть настолько плохо с финансами её матери, чтобы банк отправил людей к ним домой. Мать всегда давала понять, что поместье давно выплачено, и их единственными расходами были содержание дома и средства на жизнь. Это, конечно, не означало, что у них не было трудностей с деньгами. Они всё ещё полагались на её работу и на регулярный доход, который приносили новоорлеанцы, стоящие у дверей.
На миг Офелия задумалась, не связано ли это с каким-то наследственным налогом. Придётся ли им продавать ценности, чтобы перевести имущество на своё имя? Кроме нескольких ювелирных украшений и антиквариата, которые собирала её мать, Офелия не могла вспомнить ничего, что стоило бы продать. Самая ценная вещь, которую она имела, висела у неё на шее.
Как будто медальон знал, о чём она думает, он снова начал пульсировать. Золотой амулет передавался в её семье из поколения в поколение, зачарованный мощной магией, которая привязывала его к своему владельцу. Мать всегда говорила, что он помогал ей в самые тяжёлые моменты, и что однажды он поможет и Офелии.
Офелия посмотрела на ожерелье, поглаживая большим пальцем выгравированный дамасский узор на его поверхности, касаясь алого камня, утопленного в центре. Она перевернула его и прочла знакомую надпись на обратной стороне: «Следуй за сердцем.»
Она чуть не усмехнулась. Это было такое клише, которое гораздо легче сказать, чем сделать. Засунув ноготь в застёжку медальона, она попыталась его открыть, но тот не поддался. Мать не лгала, когда Офелия просила её показать, что внутри.
— Ты нервничаешь, — тихо заметила Женевьева рядом, ковыряя свои идеально ухоженные ногти.
Офелия взглянула на сестру.
— А ты нет?
Женевьева опустила руки на колени и отвернулась к окну, скрыв выражение лица от сестры.
— Всё будет хорошо.
Офелия сузила глаза.
— Ты что-то знаешь?
Прежде чем Женевьева успела ответить, машину резко повело вправо, и Офелия врезалась в бок сестры.
— Вот мы и приехали, — объявил мистер Мутон. — Городской банк Нового Орлеана.
ГЛАВА 5. СИТУАЦИЯ
— Я… не понимаю.
Мистер Мутон снова тяжело вздохнул, то ли от разочарования из-за того, что ему уже третий раз приходится объяснять Офелии происходящее, то ли потому, что начал верить, что она не способна осознать серьёзность положения.
Он нервно поправил свой галстук, наклонившись вперед и указывая на толстые чернильные надписи в документах, лежащих перед ней.