— Тебе не обязательно это делать, Офи, — прошептала Женевьева в темноте, почти умоляя.
Но Офелия не могла быть той, кто оборвёт магию их рода. Как бы ни изменил её этот ритуал, не пройдя его, она сломалась бы ещё сильнее. Стремление быть хорошей, оправдать ожидания всех, кто когда-либо возлагал на неё надежды, было вплетено в самую суть её души, неотъемлемой частью её существа.
Закрыв глаза, Офелия прошептала слова заклинания, которые она повторяла каждую ночь, как неистовую молитву, с того момента, как научилась говорить. С окончанием инкарнации жар от пламени усилился, и все её пылающее от жара тело словно слилось с потрескивающей магией, обволакивающей её кожу. Горький, обжигающий аромат обжигал ноздри. Запах магии.
Когда последнее слово сорвалось с её губ, чёрные свечи погасли одна за другой. Столбы чёрного дыма поднимались вокруг круга, пока она не коснулась воротника своей расстёгнутой ночной сорочки и не начертила кровавыми пальцами алый символ прямо над сердцем.
И тогда они стали ждать. Офелия — с нетерпением. Женевьева — с тревогой.
Температура в поместье упала на десять градусов, и тишина вдруг стала гнетущей, а тьма — слишком неподвижной. Офелия внезапно почувствовала, как на неё смотрят, словно тысячи невидимых глаз прожигали её кожу со всех сторон. Глаза тех, кого она пока не могла видеть. Пока.
Они ждали в темноте, и каждое мгновение казалось бесконечным. Полуночные колокола на часах в холле ещё не прозвучали, но Офелия была уверена, что заклинание должно было сработать. Может, она сделала что-то не так, может, произнесла слова неверно или недостаточно чётко. Может, она была абсолютной неудачницей.
Крик вырвался из её горла, когда внезапный огонь пронзил её кости и вспыхнул по всей поверхности кожи. Офелия рухнула вперёд, на руки, её позвоночник выгнулся в неестественную дугу с хрустом и треском. С её губ срывались стонущие крики боли, в то время как магия её матери заполнила её тело. Она прижала лоб к полу, её лицо погрузилось в лужу крови, а её голос стал хриплым от истошных воплей. Женевьева подошла, положила руку ей на спину, пытаясь утешить, но не в силах сделать ничего другого, кроме как наблюдать.
Когда всё закончилось, Офелия без сил рухнула на пол, где пролежала ещё долгую минуту, стараясь прийти в себя. Наконец, она смогла подняться и, глубоко вздохнув, прошептала требование во тьму. То самое, которое навсегда запечатает её судьбу.
Женевьева открыла рот от изумления, когда тьма ответила на просьбу Офелии, и свечи вновь вспыхнули по её тихому приказу. На этот раз их пламя было серебристо-синим. Гриммовский синий.
Офелия мельком увидела своё отражение, мерцавшее в оконном стекле. Её тёмные волосы и тонкая ночная сорочка были запачканы кровью. Алые потёки растеклись по её острым скулам и стекали через переносицу, резко контрастируя с её фарфоровой кожей. Но привлекло её внимание совсем не это. Вовсе не это. Тот взгляд, что теперь смотрел на неё из окна, больше не принадлежал ей. Её глаза больше не были ярко-синими, тёплыми, какими они были в детстве. Такими же, как у Женевьевы. Теперь их оттенок стал холодным, ледяным, почти полностью лишённым пигмента. Таким же, каким были глаза их матери. Таким же, каким были глаза их бабушки на портрете, что висел в холле. Таким же, каким были глаза каждой женщины из рода Гриммов, принявшей свою магию.
Таким же, как мерцающие очертания Призраков, которые теперь скрывались в тенях комнаты.
Гриммовский синий.
Ощущение ядовитой гордости пронзило её, но за ним последовала волна горя и страха, едва не подкосившая её. Часть её души надеялась, что магия не передастся, что её мать не покинула этот мир окончательно, несмотря на холодное тело, лежавшее у её ног, которое говорило об обратном. Но другая часть, та, что успешно завершила заклинание и освободила магию, теперь текущую по её венам, была удовлетворена.
Мерцающее отражение в стекле вновь привлекло её внимание. Любопытный Призрак с едва заметной, загадочной улыбкой взглянул на неё, прежде чем исчезнуть.
— Чёрт побери, Офи, — прошептала Женевьева, выведя Офелию из её транса. — Ты в порядке?
Офелия не ответила, её пальцы потянулись к медальону на шее, она коснулась его, словно проверяя, когда в её глазах блеснули первые слёзы.