Николай яростно выругался и, стремительно поднявшись на ноги, с раскрасневшейся от досады и ненависти физиономией мощно пнул подушку — она, как реактивный снаряд, отлетела в противоположный конец комнаты, — а потом прыгнул на меня с дивана. В тот же миг я отклонился в сторону, и его тело пронеслось мимо. Приземлившись, он начал поворачиваться, но я был быстрее и, очутившись у него за спиной, ухватился одной рукой за левое запястье, а второй за шею противника и одним рывком отшвырнул Колчака круговым движением от себя. Он со всего разгона врезался в стену и упал на колени и локти около радиатора отопления. Осознав, что такой благоприятный шанс ни в коем случае нельзя упускать, я кинулся к нему и на бегу прямым ударом ноги припечатал его голову к ребру «гармошки». Трубы в этом месте сразу окрасились в багровый цвет, и Колян закричал страшным голосом от жуткой боли, однако крик потонул в громких звуках танцевального шлягера популярной почти тридцать лет назад певицы. Я бил его подошвами кроссовок до тех пор, пока вся батарея не стала тёмно-красной от крови, и прекратил смертельную экзекуцию только тогда, когда труп рухнул на пол. После этого я отступил, тяжело дыша и ещё до конца не веря своим глазам. Сердце стучало у меня в груди, как отбойный молоток, пот струился по лицу, а руки дрожали мелкой дрожью. Мне стало дурно, и во рту пересохло, я отвернулся и, приблизившись на ватных ногах к магнитофону, щёлкнул пальцем по кнопке STOP/EJECT.
Мгновенно наступившая тишина тяжким грузом навалилась на мои плечи, будто их придавили мешки с цементом. Я заторможенно подошёл к дивану и опустился на него, вернувшись взглядом к Николаю. Постепенно дрожь в конечностях улеглась и сердцебиение вновь заработало в нормальном ритме, тем не менее мысли мои были где-то далеко и я в состоянии нравственного отупения долго взирал на покойника, его разбитую, окровавленную голову и изуродованное лицо. Некоторое время спустя предательское чувство раскаяния принялось сперва осторожно, а потом всё более настойчивее пытаться пробиться сквозь толстый слой той прочной ментальной брони, какой был окутан мой разум, и чтобы задушить его ещё в зародыше, пока оно не набрало полную силу и не лишило меня рассудка, я встал и, стараясь представить самого себя в роли некой бездушной машины, выполняющей заложенную в неё программу, побрёл в соседнюю комнату. Моё предположение оказалось верным — там располагалась кухня, и, открыв ящик стола, я нашёл нужный мне предмет — нож. Острая надёжная сталь в руке придала мне уверенности и позволила вновь обрести почву под ногами. Я тотчас возвратился, чтобы привести хотя бы малую часть окружающей действительности в соответствие с моими представлениями, а точнее — с тем замыслом, который давным-давно созрел в моей голове и долгие годы не давал мне покоя.
Мёртвое тело было уже обнажено до пояса, и мне не пришлось оголять его торс. Подобрав с пола куртку от спортивного костюма и перевернув труп на живот, я присел на колено рядом с ним и принялся кончиком ножа старательно вырезать на коже вдоль позвоночника: 8 – 1 = 7. Совершить это оказалось не так уж легко, и отдельные элементы надписи получались довольно-таки корявые. Кровь, выступавшую из бороздок, я вытирал рукавом куртки и продолжал настойчиво выводить контуры цифр, мысленно ругая себя за то, что не подготовился к подобной работе, а ведь для этого стоило всего лишь купить кусок свинины вместе со шкурой в мясной лавке и немного потренироваться в то время, пока я ещё находился в Германии. Несмотря на непредвиденные мелкие трудности, мне всё же удалось справиться с поставленной задачей и достигнуть вполне удовлетворительного результата. В последний раз окинув свою жертву пристальным взором, я отбросил нож и куртку в сторону (не забыв предварительно протереть ею кроссовки от крови) и снова посетил кухню, но не стал задерживаться там, а вместо этого миновал соседствующий с ней короткий коридор и, очутившись в маленькой спальне, обнаружил прямоугольное зеркало без рамы, висевшее на стене поблизости от односпальной кровати. Тщательно исследовав собственное изображение и не заметив на лице, одежде и обуви каких-нибудь следов после схватки с Колчаком, я заключил, что мне пора уходить из этого дома.