Я заблаговременно купил неброскую, серую бейсболку и старомодные чёрные солнцезащитные очки весьма отвратительного дизайна, однако хорошо маскирующие верхнюю часть лица. Низко надвинутый на лоб козырёк спортивной кепки и непроницаемые для любопытных взглядов стёкла очков должны были помочь мне остаться неузнанным, если бы вдруг среди пассажиров «Мерседеса» затесался какой-нибудь знакомый мне человек, например бывший односельчанин. К счастью, салон оказался заполнен только наполовину — сиденье рядом со мной так и осталось незанятым, и я поставил на него сумку с двухкассетником и одеждой — и никто из присутствующих людей не вызвал у меня опасений. При всём при этом я не терял бдительности и не снимал очки и бейсболку, пока не прибыл на место. Страх быть опознанным не позволял мне расслабиться и насладиться пасторальным пейзажем за окном, хотя я раньше (пока ещё находился в Германии) много раз представлял себе, как буду ехать по дороге в Новомелинку и с лёгкой грустью в душе рассматривать живописные окрестности. Увы, как бы мы подчас не хотели доказать обратное, но наши идеализированные представления в подавляющем большинстве случаев имеют мало общего с беспощадной действительностью, и в течение этой поездки мне лишний раз пришлось убедиться в правоте данного суждения...
Итак, микроавтобус укатил прочь, когда я вышел на пустой остановке, расположенной у стыка асфальта с грунтовкой, ведущей к деревне Серебреки. Моё сердце страстно рвалось туда, где мне довелось появиться на свет и провести свою юность, — я буквально нутром чувствовал притяжение, исходящее от родного села, и знал, что стоит только сделать первый шаг в том направлении, как ноги сами понесут меня, и, наверное, никакая сила в этом мире не сможет им уже помешать. Поэтому я развернулся в другую сторону, взглянул на часы с намерением засечь время, что понадобится мне до конечной цели путешествия, и, поправив кепку на голове и перекинув спортивную сумку с плеча за спину, отправился прямиком к животноводческой стоянке, или «точке» — так в здешних краях принято называть отдалённые одиночные степные поселения, — которая со слов Петра Воробьёва принадлежит сейчас фермеру Суронину. В былые годы этой «точкой» владел зажиточный торгаш Хамза и предназначена она была для разведения овец, а следил за всем хозяйством и жил там мой друг Иван Шефер, чьё имя по паспорту на самом деле звучало Иоганн, хотя в деревне практически все обращались к нему просто — Ёхан, переиначивая на свой лад немецкое произношение имени Johann... Мне предстояло пройти пешком расстояние протяжённостью в семь или восемь километров, и, в принципе, относительно долгая «прогулка» совсем не выглядела для меня затруднительной, даже напротив — я давно мечтал об этом.
От широкой просёлочной дороги, что уходила к Серебрекам, ответвлялась полоса поуже — она вела в сторону небольшого хутора Лютнев, выполнявшего в эпоху СССР функцию одного из отделений совхоза имени Дзержинского, значительная часть которого, включая административную, располагалась непосредственно на территории сельского поселения Серебреки, получившего своё наименование то ли благодаря фамилии его якобы первого жителя и основателя Серебрекова, то ли из-за того, что в далёком прошлом в нём поселились серебряники. Однозначного ответа на вопрос, кем же были эти самые «серебряники» — бедными крестьянами, задолжавшими серебро и вынужденными отрабатывать долг, или бывшими каторжниками, являвшимися в прежней своей жизни, ещё до отбывания наказания, специалистами по чеканке благородного металла, у местных историков-краеведов не имелось. С течением лет организационно-правовая форма хозяйственного объединения в посёлке Серебреки неоднократно менялась: в начальные годы советской власти это было «товарищество по совместной обработке земли» — ТОЗ, в более поздние времена сначала «коллективное хозяйство» — колхоз, потом «советское хозяйство» (по другой версии — «совместное хозяйство») — совхоз, ну а в заключительной фазе существования оно уже называлось «коллективное сельскохозяйственное предприятие» — КСП, причём с самых первых дней носило имя Дзержинского в честь знаменитого революционера и чекиста. В гораздо меньшем по размеру и значению Лютневе в годы его расцвета доля взрослого населения составляла около сотни человек, мужчины преимущественно работали трактористами (официально они именовались «механизаторы»), а вот чем занимались их жёны, я понятия не имел и никогда не задавался этим вопросом. Петюня поведал мне, что хутор после «развала» Союза и, как следствие, расформирования большинства совхозов и колхозов постепенно приходил в запустение, и на данный момент там проживает всего лишь несколько семей.