Прихватив инструмент и улыбаясь собственным мыслям, я покинул сарай и первым делом подошёл к лежавшей неподалёку на земле покрышке от трактора «Кировец К-700», доверху наполненной мутной водой, с целью смыть кровь со своих кроссовок, а потом направился к мёртвому телу и уже по дороге к нему догадался, почему Конг побежал в эту сторону. Интуитивно или, быть может, сознательно он выбрал именно то направление, что вело напрямую к хутору Лютнев. Живущие там люди, скорее всего, помогли бы ему избежать смертельной расплаты, если бы он сумел добраться туда. Тем не менее, как мне кажется, Хан в последние мгновения своей жизни прекрасно понимал, что шансов на спасение нет, и по этой причине панический страх полностью сковал его волю к сопротивлению. Он оказался совершенно беззащитен и не сумел ничего противопоставить моим атакам, невзирая на тот факт, что в молодости слыл неплохим бойцом, причём уже тогда имел проблемы с избыточным весом. Я слышал, что его оппоненты зачастую делали неправильные выводы, исходя лишь из визуальной оценки внешних данных. При кажущейся неуклюжести Султан всё же обладал незаурядной подвижностью и относительно легко побеждал заносчивых противников, предполагавших, будто такой «пухляш» не представляет для них угрозы. Несомненно, он ещё с детства имел склонность к единоборствам, и этот фактор мог сыграть решающую роль, когда его принимали в «Самураи», однако в дальнейшем ему, судя по всему, так и не удалось развить свой талант, ведь основные цели и задачи у набирающей силу группировки были другие, и хотя бойцовские качества кандидата являлись непременным условием для вступления в её ряды, повышение мастерства вовсе не считалось смыслом жизни членов «Интернационала».
Светло-изумрудный ковёр из полыни и ковыля хорошо скрывал труп, и мне не надо было прилагать дополнительных усилий и прятать мертвеца от посторонних глаз, пока я буду пребывать на территории «точки», к тому же меня не покидала уверенность в относительной безлюдности этих мест. Скудная обстановка вагончика наталкивала на мысль, что Конг вёл довольно замкнутый образ жизни и гости, по всей видимости, редко наведывались к нему, за исключением Колчака, который, со слов Петьки, иногда навещал своего старого приятеля для совместного распития спиртных напитков... Я повернул бездыханное тело на живот и оголил спину, задрав рубашку до плеч и прикрыв ею голову Хана. Бесспорно, вырезать цифры на человеке остриём ножниц не так удобно, как ножом, впрочем, через некоторое время я достаточно наловчился (правда, чтобы оттереть кровь с кожи, приходилось иногда опускать вниз край рубашки и лицезреть при этом изувеченную голову), и в итоге появилась, конечно, не образцовая, но всё-таки вполне разборчивая надпись: 8 – 2 = 6. Покончив с заковыристой «каллиграфией», я зашвырнул ножницы подальше в траву и зашагал к бытовке, где придётся провести ещё наступающий вечер, ночь и первую половину завтрашнего дня. Самое главное теперь — не пропустить обратный рейс микроавтобуса, который должен доставить меня в город. Мне предстояло вновь пересечь пешком большой участок степи, только уже в противоположном направлении — от «точки» Суронина до остановки, — и теоретически я мог бы сделать это на «Днепре», если бы не одно обстоятельство: в последний раз управлять мотоциклом, притом лёгким и двухколёсным, мне пришлось более двадцати пяти лет назад, и я резонно опасался, что не обладаю необходимыми для вождения подобного транспорта навыками и могу запросто устроить аварию и повредить себе что-нибудь. Пока моя миссия не свершилась, такого развития событий ни в коем случае нельзя допускать!
Красные коровы поворачивали свои белые головы в мою сторону, когда я проходил рядом с их огороженным пристанищем, и молчаливо провожали меня грустными взглядами из-под длинных ресниц. У меня возникла мысль, что перед отбытием следует выпустить бурёнок и хрюшек на свободу, потому что Султан умер и некому больше заботиться о скотине. Животные разбредутся по равнине, и рано или поздно их обнаружат люди, ну а я к этому времени буду уже далеко отсюда.
***
— Ёхан! Иван! — заорал я во всю глотку, заглушив мотор «Восхода».
Кричать, наверное, было глупо, ведь мой друг в эти минуты мог находиться не во дворе, а внутри своего дома и не слышать того, что творится снаружи, но меня прямо-таки распирало нетерпение и я был не в силах сдержаться. Мне хотелось поделиться с ним одной важной новостью, какую я ждал и вместе с тем боялся уже очень долго. Известие это обрушилось на меня сегодня как снег на голову и заключалось оно в том, что моя семья наконец-то получила так называемый вызов, или, другими словами, официальное разрешение на переселение в Германию по программе поздних переселенцев. Инициатором переезда была моя мать. Её сёстры со своими мужьями и детьми несколько лет назад перебрались на «историческую родину» и впоследствии взяли там на себя все заботы, связанные с оформлением приглашений для тех родственников, кто ещё оставался в России. Моего отца полностью устраивала простая, незамысловатая деревенская жизнь; он уже с самого начала занял пассивную позицию и не особо поддерживал эту затею, так что ей пришлось практически в одиночку заниматься подготовкой необходимых документов. Из нашей семьи моральную поддержку матери оказывал только я, несколько самоуверенно полагая (как и большинство молодых соотечественников в тот период времени), что обыкновенного, среднестатистического россиянина в любом случае ожидает намного лучшая участь в Европе, чем в стране с неясным будущим для населения вследствие отсталой экономики, зашкаливающего уровня коррупции в сферах государственной, политической и общественной деятельности, а также повсеместного распространения организованных преступных групп и их нарастающего влияния на качество жизни почти каждого человека... Вчера вечером я прибыл в родное село на каникулы после завершения очередного учебного семестра и услышал от родителей, что все формальности улажены и в скором времени мы можем уже начинать готовиться к отъезду. Как только наступило утро, я, проснувшись и позавтракав, первым делом поспешил к Маринке, намереваясь сообщить ей радостную весть, но её отец сказал, что она ушла к подружке, и у меня не осталось иного выбора, как отправиться к Иоганну. Мне позарез нужно было обсудить с каким-нибудь близким человеком это волнительное событие, и, кроме моей любимой девушки, лишь он один представлял собой подходящую кандидатуру для подобного разговора.