Я сел на постель и ещё раз внимательно перечитал письмо. Какое-то смутное, беспокойное чувство зародилось у меня внутри, и в первые секунды мне, обескураженному признанием Ивана, а также его смелыми планами, было трудно определить, чем же оно вызвано, однако по прошествии нескольких мгновений я понял, что это не просто озабоченность или встревоженность, а самый настоящий страх. Страх за здоровье и жизнь моего друга! Меня прошиб холодный пот, я скомкал листок и засунул его в карман брюк, а потом бросился к выходу. К счастью, моей матери уже не было во дворе, и отец, похоже, ушёл куда-то по своим делам, так что мне не нужно было с ними объясняться... Спустя пару минут я уже мчался на «Восходе» по пыльной грунтовой дороге, что уходила прямиком в степь и через несколько километров соединялась с другой, которая в итоге должна была вывести меня к хижине Ёхана. Встречный ветер бил мне в лицо, и от него на глазах выступали слёзы, но моя правая рука не отпускала ручку газа, стараясь выжать из двигателя максимальную скорость.
«Точка» встретила меня абсолютным безмолвием, и даже овцы не издавали привычных слуху звуков и не кучковались снаружи, предпочитая солнечному загону тёмный зев кошары. Я спрыгнул с мотоцикла, поставил его на подножку и направился к дому. Почти бегом миновав коридор, я ворвался в зал и едва сдержался, чтобы не закричать во весь голос, обнаружив ужасающую картину: этажерка, магнитофон, тумбочка, стулья и другие предметы мебели были раскиданы по площади комнаты, а в её центре лежал труп Иоганна. В том, что мой лучший друг мёртв, я убедился с первого взгляда — для этого достаточно было посмотреть на посиневшее лицо, скошенный на бок нос, разодранные губы, открытый рот с обломками зубов и вылезшие из орбит глаза. Рубашка его была порвана во многих местах, и сквозь дыры на коже проглядывали большие тёмно-красные кровоподтёки. Пятна крови, уже высохшие к моменту моего приезда, виднелись повсюду: на голове, теле и руках, на полу и на одной из стен. Судя по всему, Ивана били с особой жестокостью и очень долго... Мне стало тошно, и я опустился на диван, спрятав лицо в своих руках. Неожиданно тишину разрезало противное, нудное жужжание, правда, оно быстро затихло после того, как жирная зелёная муха села на висок убитого мужчины. Я вскочил на ноги и подбежал к Ёхану, яростно ругаясь и размахивая руками в попытке согнать нахальное насекомое с его головы. Муха, конечно, мгновенно взлетела и перебралась по воздуху в безопасное место, чтобы переждать и затем снова вернуться туда, куда её гнал инстинкт, а я наклонился над телом и хотел было прикоснуться к нему, однако в последнюю секунду всё-таки отдёрнул руку, потому что чувство самосохранения внезапно напомнило мне, что нельзя оставлять отпечатки пальцев.
Я побрёл, словно сомнамбула, на непослушных, деревянных ногах к окну, пока не натолкнулся на стоявший там стол. Взгляд мой непроизвольно упал вниз, на его крышку, и я заметил на противоположном от меня крае, рядом с оконной рамой, обычную шариковую ручку и давно знакомую мне книгу. Взяв томик с баснями Крылова в руки и машинально его перелистав, я уже собирался отложить его в сторону, как вдруг на последней, бывшей когда-то пустой, странице, за которой следовала уже твёрдая обложка, обнаружил несколько строк, написанных корявым почерком и, скорее всего, в спешке: «Для Артура... И если гром великий грянет... Над сворой псов и палачей... Для нас всё так же солнце станет... Сиять огнём восьми лучей!»
В тексте было скрыто какое-то послание — это я понял сразу, вероятно, Иоганн таким оригинальным способом хотел сообщить мне что-то очень важное, в обратном случае он не стал бы «портить» свою любимую книгу и черкать в ней стихотворные фразы. Решив, что разберусь со всеми загадками позже, а сейчас необходимо срочно покинуть место убийства, пока меня не застали здесь случайные свидетели или милиция, я быстро вышел из дома, не забыв прихватить книгу с собой... В Серебреки я возвращался долгим окольным путём, изрядно исколесив просёлочные дороги и терзаясь при этом тяжкими раздумьями. Жизнь моя перевернулась с ног на голову, все надежды были разбиты, ведь я навсегда потерял верного друга и любимую девушку. Какие-то неизвестные люди убили Ивана, по всей видимости, из-за его намерения добиться правды, поскольку врагов он не имел и жил бедно, так что версии разбоя или «бытовых разборок» можно было даже не принимать во внимание. Моя совесть требовала мести, хотя в то же время я хорошо осознавал, что без весомых доказательств невозможно установить личности убийц, помимо того, после всего, что мне стало известно от Марины и из письма Ёхана, на служителей закона в этом случае полагаться не стоило. Я готов был волком выть от безысходности, отчаяния и собственной слабости. Моя подруга, самый дорогой человек, бросила меня, и мне больше не от кого было ждать сопереживания. Даже с родителями я не мог поделиться собственными горестями и эмоциями, так как не желал втягивать их во всю эту грязь.