Странное синевато-серое поле, состоящее из множества гексагонов, рассекло похожую на колесо со спицами станцию — надвое. Меньшая её часть оказалась скрыта по ту сторону непрозрачного поля, большая, включая уцелевшую ось космического лифта — тут, вместе со мной.
В стороны разлетелись обрубленные куски солнечных панелей, вытянутые в космическую пустоту предметы со станции и… Раз, два, три… Три трупа коллег, не имевших и шанса на то, чтобы надеть скафандры.
Мей Юн, маленькая строгая китаянка, оператор станции связи. Коля Нестеров, новичок — меньше месяца на орбите. Коннор О’Райли, ирландец, знающий бесконечное количество анекдотов. На мой взгляд не смешных, но народу нравилось. Они трое, как раз контролировали мой выход в космос… А теперь раз — и всё. Живыми на Землю уже не вернутся.
Как и одиннадцать человек, что в это время были в той части станции, которая отделена полем. Там — жилой корпус как раз. У них точно нет и шанса. Что насчёт оставшихся пятерых? Может быть, хоть они успели заблокировать переборки?
Станция болталась в пустоте и полной темноте, не горел ни один огонёк. Я развернулся взглянуть на Землю.
— Нет…
На ночной стороне планеты не тлели привычно желтые огни городов. Они словно пропали или оказались обесточены. Все. И повсюду были эти странные энергетические стены, на расстоянии становящиеся практически прозрачными. Они будто накрыли весь мир геодезическим куполом, точнее сферой — системой шестиугольников с встроенными для коррекции пятиугольниками в нескольких местах.
Поднявшуюся панику я зарубил на корню. Я кто угодно, но не тот человек, который будет сжигать так бестолково драгоценный кислород. Да еще от испуга потеть начну. Нафиг!
Спокойно, спокойно. Вдох, выдох…
Я начал не спеша подтягиваться по страховке к остаткам станции. Время в запасе у меня было. Кислорода хватит на пару часов, а перегрев начнется не раньше, чем через тридцать-сорок минут. Нужно всё оценить, разобраться, проверить… Даже если сдохла вся электроника, осталась механика. Да и народ мог выжить.
К счастью, до сих пор работают старые государственные стандарты, написанные ещё при Советском Союзе: любая космическая станция обязана иметь аварийный режим работы без электричества. Солнечный шторм вполне способен сжечь всю электронику, и как раз на такой случай и предназначены дублирующие системы. Химия, пружины, сжатый газ — вот что должно спасти жизни космонавтов, когда компьютеры превратятся в груду расплавленного кремния.
Регенерация воздуха — как на подводных лодках. Патроны с надписью «КО₂» на корпусе: надпероксид калия жадно поглощает углекислый газ, выделяя кислород. Свет — хемилюминесцентные палочки в аварийных отсеках: их зелёное мерцание питает реакция фенилоксалата с перекисью водорода. Даже гидравлику можно было вручную взвести через аварийные лебёдки — стальные тросы и шестерни переживут не то, что солнечную вспышку, а даже ядерный апокалипсис.
Я понимал, что хватаюсь за малейшую тень надежды, лишь бы не опускать руки, лишь бы выжить и вернуться на Землю. К Ленке, к друзьям. При мыслях о дочери снова замутило, но я собрался. Попытки сохранить жизнь, как нельзя лучше отвлекают от страха и ненужных сейчас мыслей.
Снова вернулся к перечислению в уме достоинств станции и ее создателей. Советским инженерам, словно предвидя подобную моей ситуацию, на уровне подкорки при обучении вбивали необходимость использовать в конструкции станции неубиваемые системы. И, по счастью, эти инструкции продолжали выполнять.
Даже при модернизации. Даже после развала страны, спустя почти пятьдесят лет.
Умерло от старости поколение инженеров и преподавателей, но перед смертью они воспитали достойных преемников, гордо несущих этот долг.
Этого не понимали западные партнёры, когда присоединились в начале тридцатых к проекту «Новой реальности», но полностью поддерживали китайцы, работавшие с «Роскосмосом» с самого начала стройки тысячелетия.
Шутка ли — космический лифт. Не теоретические расчёты, не сюжет фантастического произведения — реальность. «Новая реальность».
Эта старая школа инженерной мысли теперь дает мне шанс выжить. Мне даже вспомнились забавные приписки, сделанные чернильными ручками в техдокументации красивыми, каллиграфическим почерком: «На случай, если всё полетит к чёрту».
Что же, их час настал.
Понять бы ещё, что прямо сейчас творилось на станции: сквозь натянутый страховочный фал время от времени проходила вибрация, будто от колоссальной силы ударов. Но у меня не было даже предположений, что это может быть. Я упорно тащил свою тушку к шлюзу, а время неумолимо работало против меня.