Я погрузил скарб в кузов: вещи, раму рюкзака, россыпь чеснока (проволока многократно гнутая, того и гляди переломится, так что пришлось свалить ёжиков грудой), забросил туда же медоеда. Зверь спал, но, когда я поднимал его, принялся недовольно ворчать сквозь сон. Таха не удержалась и рассмеялась.
— Ему не нравится, когда… беспокоят.
— Пусть спасибо скажет, что мы его спасли и выходили.
— Ты спас, а я выходила, — поправила Таха.
Вот же… характер, однако.
Зато девчонка уже гораздо лучше говорила. Догадываюсь, что со стороны для непосвященных, наш разговор звучит смесью разных языков. Я не знал кто и на каком в данный момент говорит, но «разогретый» Системой мозг всё переводил в понятные фразы.
— Пусть так, но выгуливать его будешь ты, — поставил я точку в разговоре, улыбнувшись.
Таха неожиданно шагнула ко мне, и обняла, шмыгнув носом, уткнулась мне в грудь.
— Спасибо!
Я погладил её по голове.
— Садись в кузов, пора выдвигаться.
А что я ещё мог сказать? И так ком в горле встал. Меня всегда трогали проявления чувств. А тут такое… Я боялся, что девочка будет долго отходить от того, что с ней было. Рабство — не шутки. Ограничение свободы без последствий не проходит.
Таха уселась рядом с медоедом.
Последним я погрузил щит. Теперь он служил и задним бортом кузова, и сносной защитой. Таха сидела так, что видела, что происходит позади, я же смотрел вперед и крутил педали.
В горку мы поднялись легко и непринужденно. Трицикл тащил груз, словно прирожденный ослик, требуя от меня минимум усилий. Я так обрадовался удачной конструкции, что вылетел на аллею на полной скорости.
И тут же заметил троих вооруженных калашами людей.
Точнее, заметил я их чуть раньше, но неповоротливый, плохо тормозящий трицикл не оставил мне шанса что-то переиграть.
Я остановился. Они направили на нас стволы автоматов.
Глава 18
Скрытые актерские таланты
Аллея, с двух сторон засаженная деревцами. Широкая бетонная полоса, ведущая к корпусу. И я, торчащий по центру полосы, восседающий на грузовом велосипеде — не лучший расклад.
Трое подошли неспешно. Остановились метрах в пяти. Еще издалека ясно дав понять, чтобы я оставался на месте. Три ствола придавали просьбе убедительности.
Три ствола. Три черных, бездушных зрачка, смотрящие прямо на меня. Раскаленный воздух пустыни будто загустел, стал вязким и тяжелым. Сумерки ещё не успели охладить его достаточно сильно. Тягучий вдох-выдох. Весь мой мир сузился до этих трех точек смерти, до блеска пота на скуластых, недобрых лицах и до мелкой, отчаянной дроби Тахиного сердца, что отдавалось в моей спине. Когда девчонка успела добраться до меня и спрятаться за спиной? Ее пальцы впились в мой пояс, и это было единственной нитью, связывающей меня с реальностью. Сдаться — значит предать Таху.
— Бидде, гаал, белый человек, — самый крупный, стоящий посредине, заговорил сиплым голосом. Его автомат был самым потрепанным, но смотрел на меня с уверенным видом повидавшего всё и вся оружия. — У нас к тебе вопросов нет. Если, конечно, ты не убил Юсуфа, чтобы завладеть тощей рабыней.
Я молчал. Двое бандитов зычно захохотали.
— Уходи. Девчонку оставь. Она наша собственность.
— Кто такой Юсуф?
Испугался ли я? Конечно! Глупо не бояться направленного на тебя оружия. Но я не первый раз оказываюсь под прицелом.
— Уходи, — повторил главарь.
Уходи? Я прекрасно понимал, чего они хотят — выстрелить в спину. Или посчитали, что в одиночку сдохну в этом дивном новом мире. Не важно.
Пальцы сжали рукоять нагинаты, закрепленную на руле так, что сухожилия заныли. Весь арсенал — щит, автомат, арбалет позади меня — вдруг показались бутафорским, картонным против этих коротких, уродливых стволов. Дернись я, и пули тотчас изрешетят мое тело. Хотя… Они до сих пор не стреляют, потому что боятся задеть Таху. Она явно нужна им живой.
Мозг лихорадочно просеивал варианты, тактические схемы, расчеты. Трое. Стоят кучно. Уверены. Слишком уверены. Главный — говорящий. Остальные — статисты, ждущие команды. Убить меня — для них как муху шлепнуть. Сейчас они мне лгут. Усыпляют бдительность. Возьмут девочку — и тут же меня завалят. Даже не задумаются.
Но просто так сдаваться я был не намерен. Особенно, когда беззащитный ребенок трясется от страху у меня за спиной.