Дальше стоило оборудовать ночлег. Рисковать и спать без «сигнализации» я больше не хотел. То, что твари нет в трубе не значит, что она не приползет откуда-нибудь еще. Да и зомби могут пожаловать. Но мертвяки слишком громкие, их мы легко услышим, если решат приблизиться. Тем более, что у нас теперь есть медоед. У животных, и слух, и нюх, и остальные чувства гораздо острее, чем у человека. А то, что зверь не даст Таху в обиду, я уже не сомневался.
Щитом я перегородил коридор. Так что между стеной и металлическим краем остался проход не больше полуметра. Болты вбил в дверные коробки по обе стороны коридора. В дальние углы поставил автоматы и подпёр их другими вещами. Сверху растянул накидку, снятую с пирата. Хорошо, что сомалийцы носят большие накидки — так они спасаются от беспощадного солнца.
В нескольких местах продырявил накидку проволокой и на неё же подвесил по три болта, так чтобы, задень кто растянутую сверху накидку, арматура начнет брякать, как ловец снов. Только вместо колокольчиков арбалетные болты. Получилось что-то типа шалаша высотой сантиметров восемьдесят, длиной чуть больше двух и шириной с коридор.
Ткань еще приглушила свет от аварийного освещения, создав приятный полумрак — самое оно для сна.
На пол я расстелил остатки вещей и содранную со офисного стула в одном из кабинетов обивку. Получилось неплохо. Пока я всё это делал, Таха тихонько сидела в сторонке, зевала и гладила медоеда. Тот не сопротивлялся, напоминая сейчас не дикое животное, а верного пса. Было видно, что девочка измученная и готова снова отрубиться прямо сейчас.
— Готово! Можно спать.
— Я думала мы поговорим, — пробормотала Таха, забираясь внутрь.
— Завтра. Утро вечера мудренее, как говорят у меня на родине. Ты попробуй заснуть, а я немного покараулю. И попроси своего баджару лечь у самого входа.
Таха сонно кивнула, и не скажешь, что спала до этого больше часа. Хотя там, наверное, был другой сон — восстановительный.
Медоед, выслушав наказ Тахи, словно поняв всё, подошел и лег поперек узкого прохода. Между стеной и краем щита, но под накидкой. Теперь мне стало еще спокойней. Вряд ли кто-то, хоть зомби, хоть отвратительные щупальца, проскользнут мимо него.
Таха устроилась у стенки, а я лег на спину, сцепил пальцы на затылке, уперев голову в стену. Теперь полулёжа я мог наблюдать за коридором поверх спины медоеда. Не знаю, долго ли смогу не уснуть — день выдался тяжелым — но я попробую быть начеку.
— Сладких снов, — прошептал я.
— Спокойной ночи, — уже едва слышно пробормотала Таха.
Похоже, она почти спала.
Отчего-то мне вспомнилось, как мы ездили на Байкал с Ленкой. Стояли там с палаткой, ловили хариуса в крохотном ручейке. Дочь жарила его на палочке над костром, готовила из рыбы уху, запекала в фольге на углях. У неё талант к готовке. Правда сама она его отрицает всеми силами. В двенадцать лет дети редко признают, что-то что не совпадает с их желаниями. Ленка лет с девяти хотела стать солдатом, как её папа. Дочь гордилась мной, особенно сильно, после ухода матери. Она даже в военно-патриотические лагеря каждое лето ездила уже несколько лет. Там и сейчас должна была быть, когда всё случилось. Я отправился на «Новую реальность», а Ленка уехала в Белокуриху, на сборы.
Это меня немного успокаивало. Шанс выжить, находясь рядом с профессиональными военными, пусть и отставными, выше. В этом я не сомневался.
С этими мыслями и под тихое сопение Тахи я и уснул.
Он лежал, свернувшись клубком, прикрыв нос задней лапой. Так ему бело легче прятаться от запахов, доносящихся от тех двоих, которые спасли его, которых он сейчас берег. Пахли они, конечно, получше гиен, но нос всё равно забивало.
Маленькая спасительница дышала ровно, чуть вздрагивая во сне. Это он чувствовал телом, прижимался к ней, пытался согреть. Большой и суровый, тоже заснул, долго пролежав с открытыми глазами. Наверное, хотел сторожить, но не смог справиться с навалившимся сном.
Он пошевелился, перелег поудобней.
Откуда-то издалека послышались тяжелые шаги. Он встрепенулся, поднял морду, навострил уши.
Так и есть: бух-бух-бух. Кто-то громко топал — сначала быстро, затем медленней.
Он превратился в слух.
Шаги замерли. Миг, и послышался скрежет, словно кто-то рвал металлическую кору стальными зубами. Не так близко, чтобы поднимать тревогу. Может быть, на другом конце норы. Или там, где они вошли, в том противно воняющем страхом и смертью зале. Эти двое ничего даже не услышат, но не он. Его слух совершенней, зрение острее, нюх на несколько порядков лучше.