Выбрать главу

И, наконец, у меня все в порядке в семье. Сын растет и умнеет, жена любит, и с потенцией, судя по всему, проблем нет. То есть их и не было. И слава богу, что не появились за два года.

В общем, жизнь прекрасна и удивительна. Так, может, и плевать на нее, на амнезию-то? Есть она не просит, карман не тянет, жить не мешает. Ну есть она и есть, да и бог с ней.

За ночь, однако, физиологические впечатления, оставленные встречей с Линой, слегка померкли и эйфория, в которой я пребывал накануне вечером, сменилась здоровым скептицизмом. Снова в голове закрутились вопросы, на которые у меня не было разумного ответа. Почему я согласился написать книгу о сестре? Почему не дал денег Светке? Есть и третий фактор – выстрел, но его можно вывести из логического построения как неточно установленный и, следовательно, недоказанный факт. Однако первые два обстоятельства можно считать доказанными, и мне очень хотелось бы понять, что же так подействовало на меня, что я стал совершать нехарактерные для себя поступки. Именно нехарактерные, потому что я категорически не хотел писать книгу о Верочке, мне это было не интересно, я не мемуарист, мне мешают реальные факты, которые ни в коем случае нельзя искажать, моей фантазии нужна свобода. А матушка настаивала на точном воспроизведении событий, потому что хотела иметь книгу-памятник. Нехарактерными казались мне мои же поступки и потому, что я старался не нарушать данных мною обещаний и выполнял их, даже если это выходило в ущерб моим же интересам. И еще потому, что я вообще никогда не цеплялся за деньги, не считал их и не жалел, щедро раздавая как в долг, так и в виде бескорыстной и безвозмездной помощи.

Такой странный внутренний перелом не мог быть связан с творческими неудачами, и это однозначно следовало из содержимого оставленной Мусей Беловцевой синей папки. Не связан он был и с личными (читай – самцово-кобелиными) драмами, ибо весь последний год я ни на шаг не отходил от Лины, смотрел на нее влюбленными глазами и при каждом удобном случае изощрялся на сексуальной ниве. То есть ни жена, ни очередная любовница меня не бросали, да и до импотенции мне пока далеко. Тогда что же случилось? Что?

Однако же скептицизм мой нынешний произрастал на явно неблагоприятной почве. Вчерашняя физическая расслабленность за ночь переросла в расслабленность умственную, и слабые, едва пробившиеся ростки пугающих мыслей тут же засыхали, не дождавшись полива и удобрений. Иными словами, я чувствовал себя бодрым и полным сил пофигистом. Мне не хотелось думать о неприятном. И мне это удалось.

К завтраку я явился во всеоружии хорошего настроения, и даже неодобрительный взгляд Чертополоха Петровича не сбил меня с оптимистической ноты. Видно, я что-то не так сделал, потому что и Мимозка сидела за столом грустная и глаз на меня не поднимала. Чем же это я так сурово провинился?

– Андрей, Леночка сказала, что вы вчера не ходили на прогулку и не ужинали. Я могу поинтересоваться, чем это вызвано?

– Можете, – охотно пустился я в объяснения. – Леночка отказалась от прогулки, потому что у нее болела голова. А одному мне гулять скучно, вот и я не пошел. Прилег после обеда, уснул и проспал ужин. А почему у вас это вызывает такое неудовольствие?

Старикан поднял голову и окатил меня волной презрения.

– Я полагал, что могу на один день вас оставить, ведь вы взрослые люди и сами понимаете, что хорошо и что плохо. Однако я, по-видимому, ошибся. Я доверил вам Леночку в надежде на то, что вы, Андрей, окажетесь настоящим джентльменом и не оставите ее в одиночестве, не пропустите прогулку, столь необходимую вам обоим, и не останетесь без ужина. И что же я узнал сегодня? Вы оба мало того, что не гуляли, так еще и не ели. Как это понимать? Вы хотите сделать из меня няньку, которая будет круглые сутки ходить за вами по пятам и следить, чтобы вы не нарушали режим?

Ох ты господи, ну опять завелся! Нет, кажется, он даже меня доконает своей менторской правильностью. Наш Колючкин, как и моя матушка, считает себя единственным хранителем знания о том, как нужно жить. Но свою Ольгу Андреевну я горячо люблю и потому многое ей прощаю. Этого же засушенного дикобраза я терпеть не обязан. А не пошел бы он… а?

Но настроение было все-таки отличным, посему я не пошел на поводу у порыва быть грубым, а ввязался в дискуссию.

– Павел Петрович, я вам повторяю, Елена сама отказалась от прогулки, а уж почему она не ужинала – спрашивайте у нее, а не у меня. Леночка, вы почему не ужинали? – строго спросил я сделав бровки «домиком». – Ну-ка отвечайте.

Она сидела, не поднимая головы и уткнувшись в тарелку с омлетом.

– Вероятно, потому же, почему вы, Андрей, не пошли на прогулку, – ответил вместо нее Павел Петрович. – Вы не гуляли, потому что вам одному скучно. А Леночка пришла в столовую, увидела, что вас нет, и ей не захотелось ужинать в одиночестве. Да-да, я точно знаю, что именно так и было, мне еще вчера вечером доложили, как вы, моя дорогая, минут пятнадцать просидели за столом, ни к чему не притронулись и ушли, оставив полные тарелки. Это стыдно, друзья мои. Вы впадаете в детство. Только маленькие дети стремятся все делать за компанию и в одиночестве скучают. А вы взрослые люди, вы должны уметь сами о себе заботиться и отвечать за свое здоровье.

Елена по-прежнему молчала, медленно двигая ножом и вилкой, но количество омлета на ее тарелке отчего-то не уменьшалось. Интересно, она так и собирается всю дорогу молчать, уступая мне право отдуваться за нее? У меня-то причина уважительная, ко мне жена приехала, которую я месяц не видел. Так почему я должен выслушивать от Ежа Дикобразыча упреки в том, что Леночка не погуляла и Леночка осталась без ужина? Вот пусть бы и оправдывалась сама.

Тем не менее вместо того, чтобы перевести эту мысленную тираду в вербальную форму и четко обозначить свое отношение к происходящему и к самому Колючке Чертополоховичу, я, как обычно, пошел на мировую.

– Вероятно, вы правы, Павел Петрович, мы действительно впадаем в детство, но это связано с тем, что мы находимся пусть и в санаторного типа, но все-таки клинике. А что такое клиника? То же самое, что пионерский лагерь или тюрьма. Есть знающие люди, которые распоряжаются, когда и что тебе есть, когда и сколько спать, где гулять, какие таблетки пить и вообще что тебе можно и что нельзя. В такой обстановке поневоле атрофируется навык принятия решения и самостоятельности. Так что не судите нас с Леночкой излишне строго. А мы, в свою очередь, обещаем вам исправиться. Как, Елена, можем мы пообещать в дальнейшем вести себя правильно?

Дед довольно заулыбался и принялся деловито намазывать сливочное масло на пышную сдобную булочку. Елена же продолжала хранить молчание, как будто и вовсе утратила дар речи. Странная она какая-то…

ГЛАВА 5

Ну наконец-то! Канадский «безумец» освободил мою Мусю для меня, спасибо ему за это. Сегодня утром она позвонила и усталым голосом сообщила, что приедет во второй половине дня. И тогда я смогу задать ей все интересующие меня вопросы.

Я, правда, уже пытался задать их Лине, втайне понадеявшись на то, что коль уж мы по новой стали пылкими любовниками, то, может, и близкими друзьями заодно сделались. Но расчет себя не оправдал, Лина о моих писательских делах ничего особо тайного не знала, в частности, не знала она и того, над чем я работал или собирался работать после того, как закончил «Треугольный метр». Вообще-то если кому рассказать, так на смех поднимут: ну как это так, жена писателя не знает, какую книгу пишет ее муж! Да не бывает так! Поверить невозможно! Поверить-то невозможно, а вот жить подобным образом очень даже возможно. Жена целыми днями, в том числе и выходными, занимается своим прибыльным бизнесом, в котором муж ничего не понимает и в который не лезет. Муж теми же самыми днями ходит задумчивый, кому-то звонит, что-то чирикает в блокнотике, что-то пишет на компьютере. При этом где именно он ходит и кому именно звонит, жена не знает, поскольку находится на работе и приходит отнюдь не рано. А муж, однако же, имеет славную привычку то и дело уединяться на даче и творить в отрыве от повседневных забот и ежеминутного общения с близкими. На вопрос жены: «Как дела?» – муж обтекаемо отвечает, что сегодня ему славно поработалось или, наоборот, не работалось совсем, в мыслях полный застой. Тех коротких часов, которые мы с Линой проводили вместе, хватало на то, чтобы поговорить о сыне, о родителях, об общих знакомых или же, изображая счастливое семейство, пойти куда-нибудь втроем, в гости к моей матушке, к примеру, или в театр, или в ресторан. А часы эти были тем более коротки, что Лина должна была заниматься домашним хозяйством, что, в общем-то, к душевным разговорам не располагает. Я много раз предлагал ей нанять домработницу, но сия конструктивная идея вызывала у моей жены только гримасу брезгливости.

полную версию книги