— Ты, наверное, мастурбируешь? — предположил я.
— Нет, — ответила она, — от этого только хуже. Ведь в твоем распоряжении всего лишь рука.
Возможно, мне следовало закрыть дверь, но я не двинулся с места. Я подождал, пока она уберется в туалете, затем вернулся за свой столик и продолжил читать газету.
После того как я рассчитался, Эвелин спросила:
— Я тебя еще увижу сегодня?
— Может быть, — ответил я, — может быть, перед обедом.
Эвелин сказала, что у меня сексуальные глаза, в тот день, когда ей понадобилось заменить лампочку в туалете. А в тот день, когда трубочисты безуспешно пытались прочистить дымоход, в мою жизнь вошла Пустая Бочка. Между этими двумя точками протянулся отрезок других дней, встреч и счетов, но сейчас в казино, при виде четвертаков в пластиковых стаканчиках, мне пришло в голову, что два этих дня неразрывно связаны между собой. Словно одна встреча логически вытекала из другой.
Домой я вернулся с двумя стаканчиками капуччино для жены.
Работа у меня в то утро не клеилась. На листочке я записал: «Не мучай меня так, у меня уже два месяца не было мужчины».
Прошло несколько недель, и вот однажды я опять оказался утром в кофейне один.
— Какая еда тебе больше всего нравится? — спросил я у Эвелин.
— Обыкновенная, — ответила она, отсчитывая мне сдачу.
— Что ты обычно ешь?
— Что-нибудь, да и то, когда у меня есть время. А ты?
— Я люблю французскую, итальянскую, испанскую кухню.
— Я вообще-то не должна в этом признаваться, но я за тобой наблюдаю: как ты входишь, как пьешь кофе, как разрываешь пакетик с сахаром, как разговариваешь со своей женой, как надеваешь плащ — я за всем наблюдаю. Я вижу то, чего не должна видеть.
— Что ты имеешь в виду?
Но в эту минуту вошли новые посетители, и она скороговоркой пролепетала:
— Подойду попозже.
В то утро я написал рассказ, который озаглавил: «Не мучай меня так. У меня уже два месяца не было мужчины». Через какое-то время пришел ответ из журнала, куда я его предлагал. В нем говорилось, что рассказ им в целом понравился, но название слишком длинное.
Обеденный перерыв у Сказочной Принцессы был с двенадцати до часу. Я часто заходил за ней в это время, чтобы вместе пообедать. В конечном счете вся наша жизнь превратилась в один сплошной неудавшийся обеденный перерыв. Если была хорошая погода, мы покупали сэндвичи и съедали их прямо на улице. Мы глазели на прохожих и обменивались комментариями. Мне нравилось глазеть на людей и обсуждать их со Сказочной Принцессой.
Но в тот день мы никого не обсуждали.
Сказочная Принцесса спросила:
— Чем ты сегодня занимался?
— Работал, — ответил я.
Мы продолжали молча есть.
— Пойдешь сейчас обратно домой?
— Да, еще немного поработаю.
Но в действительности я собирался купить в магазине какую-нибудь безделицу: набор косметики, вазочку или маленькую плетеную корзиночку для сережек. Или свечи, которые сами собой загораются после того, как их задуешь.
У режиссера галлюцинаций не бывает выходных. Одна галлюцинация сменяет другую. Чтобы чувствовать, ничего при этом не чувствуя, особенно боль. Вообще-то мне следовало бы печатать в газетах объявления: «Позвоните Мельману, и он сделает из вашей жизни галлюцинацию. По вашему индивидуальному сценарию».
Разве это не то, чего все мы хотим? Видеть сны, будучи уверенными в том, что достаточно проснуться, всего-навсего открыть глаза, как сон растворится и все снова встанет на свои места.
Мы обменяли монеты на бумажные деньги. Ребекка выиграла сто двадцать долларов. Затем мы вернулись на набережную. Дождь прекратился, но было прохладно. Мы сели на скамейку. Все магазины, где можно было купить спиртное, уже закрылись. Поэтому мы взяли бутылку минералки и банку холодного чая.
— О чем ты думаешь, когда пишешь? — неожиданно спросила Ребекка.
Ее вопрос застал меня врасплох.
— А о чем думаешь ты, когда флиртуешь? — спросил я.
Я обошел скамейку и обнял ее сзади.
— Я твоя первая любовница?
— Да.
— А ты не врешь?
Я оглянулся на вереницу отелей, посмотрел на ее спортивные кеды, на полупустую бутылку с минералкой.
— Нет, я вообще не умею врать.
— А все эти твои рассказы, эти истории, которые ты сочиняешь?
— Они не выдуманные, — ответил я, — они правдивые. Истории по-разному бывают правдивыми.
Некоторые люди удивляются, когда вы говорите им, что любой человеческий контакт можно рассматривать как сделку купли-продажи. Экономические законы как нельзя лучше применимы к эмоциям.