Я с любопытством взглянул на нашего биолога и врача Лари-Ла. Как он воспримет весть о богатой биосфере Голубой?
Добродушный толстяк Лари-Ла обычно не сидел, а полулежал в свободной, ленивой позе.Но сейчас он, упираясь руками в подлокотники глубокого кресла, привстал и с живейшим интересом слушал планетолога.
— Что? — прошептал он. — Зеленая растительность? Органическая жизнь?
Он вскочил и начал кружиться вокруг Сэнди-Ски.
— Это же здорово!- восклицал Лари-Ла, размахивая руками. Хлопнув по плечу Сэнди-Ски,он сказал:- Ну, дружище, ты меня обрадовал. Наконец-то я займусь настоящей работой. Как я устал от безделья!
Лари-Ла и в самом деле изнывал от безделья.На корабле никто не болел.И ему никак не удавалось обогатить медицинскую науку открытием новых, космических болезней.Особой склонности к теоретической работе он не имел и все дни только и делал,что писал у себя в каюте своеобразный юмористический дневник, напичканный разными анекдотами и происшествиями. Мы иногда смеялись над тем, что к моменту возвращения на Зургану у нас будет не только серьезный, академический бортовой журнал,записываемый в памяти главного электронного мозга, но и дневник Лари-Ла, рисующий нашу экспедицию в весьма своеобразном освещении.
— Однажды от безделья,-заговорил Лари-Ла,когда Сэнди-Ски сел в кресло,- я превратился знаете в кого?В колдуна!Да-да!Не удивляйтесь:в древнего колдуна. Это было, конечно, на Зургане.Я работал одно время врачом в археологической экспедиции. Археологи- неприлично здоровый народ, и меня томила скука. От одного из археологов я узнал,как выглядели и чем занимались древние колдуны. И вот я решил напугать археологов,сыграть с этими здоровяками злую шутку. Однажды ночью археологи сидели около костра.Я же в это время, спрятавшись в кустах, наспех переодевался и гримировался.Вы только представьте себе такую картину: темная ночь, тревожный шум кустов, первобытный костер и разговоры о древних суевериях и прочей чертовщине.И вдруг перед археологами из-за кустов появился самый настоящий колдун- в живописном костюме, с густой и длинной, до колен,бородой и с нелепыми телодвижениями.Вы бы только посмотрели — эффект был поразительный!
И Лари-Ла показал нам, как он изображал перед оторопевшими археологами колдуна Лари-Ла обладал незаурядным актерским талантом, и все мы смеялись от души.Его артистическому успеху способствовал сегодняшний костюм.Он, единственный у нас,зачастую нарушал форму астронавта. Мы все носили простые, крепкие и удобные комбинезоны. А Лари-Ла питал пристрастие к праздничной одежде,иногда крикливой и сверхмодной.Сегодня вечером, как нарочно, он был в живописном, экстравагантно красочном костюме, сильно смахивавшем на одеяние древних колдунов.
— А вот еще один случай…
Но в это время снова раздался трехкратный звон, и все жилые помещения корабля наполнились звуками ночной мелодии. Это своеобразная музыка, ласковая и усыпляющая. В ней слышатся звуки ночной природы: и шелест травы, и легкий перезвон листвы, и мягкое шуршание морского прибоя.
Лари-Ла больше уже ничего не рассказал. Он строг и придирчив, когда дело касается режима.
— Об этом случае завтра,- сказал он.
Все разошлись по каютам. Лишь молодой штурман Тари-Тау остался дежурить у пульта управления.
Вечер в кают-компании мне понравился. Смешно, что у меня возникли какие-то нелепые подозрения. И все же… Все же мне почему-то грустно и немножко не по себе. Почему- и сам не знаю.
Звуки ночной мелодии становятся все нежней и нежней. Невольно слипаются глаза. С завтрашнего дня буду вести дневник систематически. А сейчас спать.
11-й день 109-го года
Эры Братства Полюсов
Утро!…Трудно сказать, что мне больше нравится в нашей строго размеренной жизни: уютно-интимные вечера в кают-компании или бодрые утренние часы.
Проснулся я от громкой,медно-звенящей утренней мелодии.В противоположность усыпляющей- ночной- она полна энергии и бодрости, в ней много ликующих, солнечных звуков.
Быстро одевшись, я поспешил в кают-компанию и присоединился к членам экипажа, которые проделывали гимнастические упражнения. После гимнастики мы, весело толкаясь, вошли через узкую дверь в кабину утренней свежести.
Кабина утренней свежести- это бассейн, наполненный морской водой и прикрытый сверху серебристой полусферой-экраном.Раздевшись,мы выстроились на песчаном мысе.Было холодно и неуютно. Но вот Али-Ан дотянулся до кнопки у двери и нажал ее. И вмиг все преобразилось.
Мы по-прежнему стояли на песчаной отмели.Но перед нами был уже не бассейн, а бескрайний океан.Вода, до этого неподвижная,заколыхалась,и наши ноги начал лизать пенистый прибой. Блестящая полусфера превратилась в беспредельный голубой небосвод. Оттуда полились жаркие лучи искусственного солнца, так похожего на солнце родной планеты.Далеко впереди зеленел островок, покрытый густой растительностью. С той стороны подул ветер, чудесный соленый ветер, несущий аромат трав и древних морских приключений…
Здесь,в кабине утренней свежести,мы забываем,что находимся на звездолете, затерянные среди холода безграничных пространств. Каждой частицей своего тела мы ощущаем родную планету…
На песчаной отмели становилось жарко. Мы бросились в воду и поплыли наперегонки. Вперед вырвался Лари-Ла. Меня всегда изумлял этот располневший увалень:плавает он превосходно.Я кое-как догнал его. Но далеко плыть нельзя: впереди все же не настоящий морской горизонт, а экран, создающий иллюзию бесконечной стихии.
Когда мы,освеженные и веселые,вышли на песчаную отмель,хлынул дождь, который сменился ультразвуковым душем.Ультразвуковые волны,пронизывая тело, то сжимают,то растягивают каждую клетку организма.Получается исключительно приятный и полезный микромассаж.
Натянув комбинезон, я первым вышел из кабины- вышел бодрым и свежим, как росистое утро. Вслед за мной выскочил Сэнди-Ски. Его густые, мохнатые брови забавно шевелились: Сэнди-Ски испытывал блаженство.
— Словно заново родился,- рассмеялся он. — Кабина мне напоминает остров Астронавтов. Удивительный остров!
— На Зургане ты отзывался о нем несколько иначе,-возразил я.- Предполетную подготовку,доказывал ты,астронавт должен проходить в суровых условиях, где-нибудь в пустыне или в горах, а не на этом тепличном острове, где разнеживается человек, размягчается его воля.
— Я говорил тогда чистейший вздор.Я переменил свое мнение после одного случая, помнишь?
И Сэнди-Ски ушел в рубку внешней связи, а я уселся в кресло перед пультом управления. Сэнди-Ски напомнил почти забытый мною эпизод. Я живо представил этот трудный переход через остров, вспомнил, как мы преодолевали густые заросли, стремительные реки,скалистые горы.Сэнди-Ски передал все скрупулезно точно.И в то же время в его рассказе чего-то не хватало,чего-то конкретного, живого, трепещущего…
На минуту мной снова овладела тревога,снова зашевелились подозрения, сдобренные изрядной порцией страха, отвратительного, липкого страха.
Надо посоветоваться с Лари-Ла.Ведь мнительность — один из признаков расстройства нервной системы…
Я был настолько погружен в невеселые мысли,что не услышал, как сзади подошел Али-Ан.
— Извините, капитан,- Али-Ан коснулся моего плеча.
Я обернулся и внимательно посмотрел на него. Только сейчас я заметил, как постарел Али-Ан.На лбу и около глаз появилось множество морщинок. А ведь в начале полета это был почти юноша.
— В чем дело, Али? Вы хотите сесть в кресло? Ваша очередь дежурить?
— Да.И, кроме того,капитан,вам необходимо побывать в рубке внешней связи. Оттуда иногда доносятся едва слышные, но крепкие выражения. Сэнди-Ски чем-то, мягко говоря,недоволен.
И на бледных губах Али-Ана вспыхнула обычная улыбка, острая, как клинок, с оттенком тонкой и чуть надменной иронии.
Я зашел в рубку внешней связи и застал Сэнди-Ски в сильном гневе. Он отчаянно и виртуозно ругался.Я рассмеялся, все мои недостойные подозрения мгновенно исчезли. Ведь это же Сэнди-Ски! Мой необузданный друг Сэнди-Ски! В полной мере я мог оценить всю живописность его метафор.