Вдобавок к этой полусерьезной-полунасмешливой речи он сдернул с головы кепку и, как актер, низко перед всеми раскланялся.
Он не ошибался. Татьяна Андреевна была уже покорена. Она уже не видела ни смешного в его поступках, ни нелепого. Она смеялась, и кончик носа ее вздрагивал, шевелился с прелестным вызовом. Но смеялась она не над Бетаровым. Это был смех влюбленной, потерявшей разум женщины. Она еще пробовала острить:
— Не обладаю способностью убеждать, но обладаю умением убеждаться.
Всем было понятно, что эту остроту следует понимать как символ сдачи победителю.
И поразительно было то, что она все время смеялась, светилась, пока он говорил, а глаза оставались серьезными, умоляющими. И когда он замолчал и она сказала свою фразу о способности убеждаться, она перестала смеяться, задумалась и опустила глаза.
— Перед богом, — показал Нестор на потолок, — и перед людьми беру вас в жены!
Все молчали, смущенные, не зная, что нужно делать, как вести себя. Татьяна Андреевна приподнялась на цыпочки, обхватила Бетарова за шею, привлекла к себе и поцеловала.
Он отстранил ее мягко и сказал:
— Не надо нервничать. Одевайтесь, едем!
— Куда? — чуть слышно спросила она.
— На плоскость, ясно.
— Зачем?
Она все понимала, все было ясно, но что-то заставляло ее продолжать игру.
— К моим старикам. — Этого она не ожидала. — А потом в загс.
Он сказал это так, точно речь шла о послеобеденной прогулке.
— Господи, да что ж это такое, да вы шутите, что ли? — не выдержала Гвоздырькова.
— Никогда в жизни не был серьезнее, чем сейчас, — с какой-то непредумышленной галантностью ответил Бетаров.
— На чем мы поедем, Нестор? — спросила Татьяна Андреевна.
Она не испытывала ни смущения, ни неловкости.
— Мы поедем на мотоцикле. Был обещан такой способ умыкания!
— Господи, да вы совсем с ума сошли! Да он просто сумасшедший! — закричала Валентина Денисовна.
С жестокостью и бессердечием счастливой влюбленной Татьяна Андреевна ни разу не взглянула в сторону Авдюхова. Она как бы забыла о его существовании, а он не напоминал о себе. Она вела себя так, точно не видела ничего вокруг, кроме Нестора, ни о чем, кроме него, не думала.
И, засмеявшись громко, точно продолжая веселую игру, она схватила его за руку и крикнула:
— Едем!
Не поднимаясь в спальню, не подмазав, как говорится, губ, она тут же натянула куртку с меховым воротником, пуховую шапочку и была готова.
Вот теперь Валентина Денисовна поняла по-настоящему, насколько все это серьезно. Она попыталась их урезонить, как расшалившихся детей:
— Да подождите, товарищи! Ну что вам так приспичило?
— Человек — существо капризное: птичьего молока ему мало, подавай аржаной хлеб, — сказал Бетаров.
Авдюхов вынул сигарету и закурил.
— Да, — произнес он в раздумье. — Что-что, а про вас того не скажешь, что вы раб обстоятельств.
Бетаров удивился:
— Это вы в каком смысле? Я — раб обстоятельств? Никогда не был и не буду. Обстоятельства создаются человеком, вот так. И, по-моему, это верно. Пошли! Время за нами, время перед нами, а при нас его нет!..
С шумом и гамом Нестор и Татьяна Андреевна выбежали на крыльцо.
И когда все высыпали за ними, Бетаров сидел уже за рулем, Татьяна Андреевна усаживалась позади него.
Мотоцикл взревел. На короткое время заглох шум реки. В следующую секунду мотоцикл сорвался с места, дохнул на прощание сизым дымком; прощальный взмах руки, веселый полуоборот напоследок. Машина легла в крутой вираж, и они вылетели за ворота, точно их ветром сдуло.
Все стояли на крыльце ошарашенные.
— Налетел, как вихрь! — сказала Валентина Денисовна.
Она плакала, и слезы катились по ее доброму рыхлому лицу. Она их не вытирала.
— Совсем как в кино! — только и сказала в ответ Грушецкая с придыханием.