— Как чего? — прошипел Епиха. — Зайдешь спереди, спросишь: «Девушка, который час?» Она к тебе повернется, может, даже сумку наземь поставит. Тут я — хоп! — беру сумку и делаю ноги в одну сторону, а ты в другую, усек?
— Где, прямо тут, на базаре, что ли? — испуганно пробормотал Шпиндель. — Тут же ментов до хрена… Враз поймают!
— Ну, ты тормоз, блин! Она же пешком пришла, правильно? Значит, выйдет на аллею. А там кусты справа и слева, понял? Ты направо, я налево — и нет проблем.
— На этой аллее, между прочим, полно народу… — заметил Шпиндель.
— Зассал? — нехорошо прищурился Епиха. — Тогда вали отсюда, понял?
Шпиндель еще больше испугался. С Епихой ему ссориться не хотелось. Тогда и во двор, пожалуй, не выйдешь…
— Ничего я не зассал, — пробормотал он. — Я прикидываю просто…
— Не хрен прикидывать, — произнес Епиха, выпятив нижнюю челюсть, — вон, смотри, она уже выходит! Не оборачивайся, не пялься на нее — спугнешь…
Женщина вышла из магазина и двинулась в сторону ворот рынка.
— Так и есть, — азартно прошипел Епиха, глядя ей вслед, — видишь, как пошла? Сумочка-то потяжелела. Не иначе, магнитолу купила. Ну, поплыли за ней!
Шпиндель, с колотящимся от волнения сердчишком, пошел рядом с друганом. Он уж был не рад, что обмолвился насчет пыханья. Не вякнул бы, так, может, и не завел бы Епиху. Это он про свои долги вспомянул. Сам-то Шпиндель Угрю не должен, слава Богу. А пыхать ему, если по правде, особо не хотелось. Он еще не втянулся в это дело по-настоящему. Оставалось надеяться, что Епиха сам не решится.
Они держались примерно в двадцати метрах позади женщины, стараясь не выпускать ее из виду и одновременно, что называется, не «прилипать» к ней, чтоб она ненароком их не приметила. Народу на рынке толклось довольно много. Это было и хорошо, и плохо. С одной стороны, пацаны в этой толпе не слишком выделялись и не мозолили глаза своей потенциальной жертве, с другой — ее легко было потерять из поля зрения. Но Епиха со Шпинделем, изредка приостанавливаясь у киосков, будто бы для того, что посмотреть товар, неуклонно продолжали следить за женщиной.
— Так… — прошептал Епиха. — За ворота вышла, лоханка… Пошла в аллею!
Они тоже миновали ворота рынка и двинулись по аллее. Поблизости от выхода находилось еще несколько ларьков, а дальше полоса мокрого, потрескавшегося асфальта тянулась мимо довольно густых кустов, через которые не каждый смог бы враз протиснуться. Метрах в пятидесяти, слева от аллеи, позади кустов располагался старинный забор из кованых железных прутьев, часть из которых была выломана или погнута умелыми и сильными руками местной молодежи, должно быть, еще в советские времена, когда эта молодежь имела избыток здоровья. Справа от аллеи, примерно на таком же расстоянии от нее, сплошной на первый взгляд стеной стояли ржавые жестяные гаражи, ворота которых выходили на двор какого-то старого четырехэтажного дома. Однако сплошной стена гаражей только казалась. На самом деле между несколькими из них имелись узкие промежутки, через которые вполне мог бы протиснуться такой парнишка, как Шпиндель.
— Работать будем вон там, — отдал последнее ЦУ Епиха, — метрах в двадцати за последним ларьком. Иди чуть побыстрее, понял? Обгоняй меня и подходи к бабе! Видишь, сумка тяжелая, она примерно через пару минут руки меняет? Лучше подходить, когда она ее в левую переложит, понял? А я буду делать с разгона. Учти, е-мое, как только она повернется на сумку, то есть на меня, — тут же рви когти в кусты и вали через промежуток между гаражами. Зазеваешься — она тебя, блин, сцапает, не вырвешься! А потом тебя менты живо расколют. Встречаемся в нашем подвале, усек? Ну, пошел, япона мать!
Шпиндель прибавил шагу и, унимая волнение на ходу, приблизился к женщине, которая, беды не чуя, неторопливо шла по аллее. Метрах в пяти перед ней шел какой-то мирного вида дядька с пластиковыми пакетами, чуть подальше — две молодые бабы, а сзади, между ней и юными грабителями, двигалась не очень старая бабка с какими-то старорежимными авоськами, наполненными картошкой и огурцами. Навстречу какой-то народ тоже шел, но ближе, чем в полсотне метров, никого не было. Епиха точно угадал: миновав последний киоск, тетка, намеченная в жертвы, переложила сумку в левую руку.
— Извините, девушка! — выдохнул Шпиндель, хотя дама ему, засранцу мелкому, вполне годилась в матери. — Не подскажете, который час?