— Так ведь у нас и выбора никакого не было! — сказал один из хивис. — Или подохнуть в Майданеке, или попытаться вырваться на свободу. Из Майданека не вырвешься. А отсюда можно было попытаться. Мы думали так: согласимся на предательство, то есть сделаем вид, что мы согласились. Нас здесь чему-то выучат, дадут нам в руки оружие и отправят воевать против партизан. Ну или еще лучше, если забросят в советский тыл. И только нас и видели. Тотчас же сдадимся советским властям или организуем самостоятельный партизанский отряд и станем воевать дальше.
— Воевать-то можно везде, — добавил второй хивис. — Хоть вместе с Красной армией, хоть здесь. Враг везде один и тот же. В общем, сбежим отсюда, а уж дальше будет видно.
— И что же вы не сбежали? — все никак не мог успокоиться Грицай.
— Не сбежали, потому что не успели, — пояснил один из травников. — Мы ведь здесь не так и давно. Не успели окончить курсы. Потому что пришла Красная армия. Ну все и разбежались кто куда. А мы вдвоем остались. Верней сказать, все было не совсем так. Всех курсантов ночью погрузили в вагоны и отправили… Я не знаю, куда именно их отправили. Должно быть, куда-то подальше на запад. Ну и, понятное дело, все немцы-преподаватели и солдаты-охранники тоже укатили в том же самом направлении.
— А вы что же? — спросил Васильев.
— А мы, как видите, остались. Договорились заранее, что не поедем со всеми на запад ни в коем случае. Схоронимся в каком-нибудь подвале и дождемся прихода Красной армии. В суматохе, может, и не заметят. А не заметят, так и не станут искать. Вот, схоронились… — сказал один из травников.
— Мы знали, что рано или поздно вы сюда придете, — добавил второй травник. — Лагерь-то особенный. Значит, появитесь. Ну и, когда вы появитесь, мы выйдем вам навстречу.
— Ну-ну… — хмыкнул Семен Грицай. — Пошептаться бы надо, командир. Есть у меня кое-какие соображения…
Оставив Егора Толстикова присматривать за двумя незнакомцами, остальные трое смершевцев отошли в сторону.
— Не верю я этим типам, — нервно произнес Семен Грицай. — Сомнительные они! Подсадные! Враги!
— Не горячись, — поморщился Никита Кожемякин. — Так уж и враги! Может, просто они попали в трудное положение. С камнями против танков и впрямь много не навоюешь. Неизвестно еще, как бы мы с тобой повели себя на их месте.
— Ну я-то в плен не сдался бы! — резко ответил Грицай. — Лучше бы погиб под гусеницами танка!
— И много с того было бы толку? — вздохнул Никита Кожемякин. — Какое уж тут геройство — погибнуть глупым образом?
— Конечно! А вот добровольно сдаться в плен — это уж геройство так геройство! — ядовито парировал Грицай. — Прямо хоть орденами их награждай за такое дело!
— Зачем же орденами? — рассудительно произнес Кожемякин. — Не надо награждать их орденами… А вот выслушать их до конца следует.
— А то мы не выслушали! — Грицай упрямо мотнул головой.
— Так ведь не выслушали, — сказал Кожемякин. — В том-то и дело. А может, они расскажут нам что-то интересное о лагере. О тех, кто не ушел со всеми на запад, а затаился где-то поблизости. Или ты позабыл, о чем толковал подполковник из разведки? И для чего мы приперлись в этот лагерь?
— Ну да, они расскажут! — сказал презрительно Грицай. — Наврут небось с три короба! Для того они и подосланы, чтобы ввести нас в заблуждение!
— И что же ты предлагаешь? — вступил в разговор Васильев.
В ответ Грицай раздраженно пожал плечами и не сказал ничего.
— Вот видишь, ты не знаешь, — сказал Васильев. — Я вот что думаю. Никита прав — нам надо во всех подробностях расспросить их о лагере. Может, и вправду скажут что-то стоящее. А там поглядим.
Оба травника были на месте, да и куда они могли подеваться, если уж явились добровольно? Они сидели на куче камней и не спускали с Васильева настороженных глаз. Они понимали, что Васильев здесь главный и именно от него во многом зависит их дальнейшая судьба.
— Как вас зовут? — спросил Васильев.
— В лагере у нас у всех были клички, — невесело усмехнулся один из травников. — У меня, к примеру, Сыч, а у него — Башмак. По именам мы друг друга никогда не называли — это было строжайше запрещено.
— Черт бы с ними, с вашими лагерными кличками, — отмахнулся Васильев. — Я спрашиваю о другом — о ваших подлинных именах. Где вы воевали, в каких войсках, ваши звания.
— Я лейтенант Сычев, — сказал один из травников. — Правильнее, наверно, будет сказать, бывший лейтенант… Танкист, командир танкового взвода. Мой танк подбили. Экипаж — погиб, а я вот — уцелел… Так я ведь даже выбраться не мог из танка! Зажало меня всякими железками… Немцы меня и вынимали. Думал, пристрелят, а они вытащили… А дальше и рассказывать не о чем.