— Меня зовут Карл Унке. Я — начальник учебного центра, в котором вы находитесь. Я расскажу, чему вас здесь будут обучать.
И рассказал — коротко, емко и доходчиво. Затем добавил:
— Если кто-то рассчитывал, что он попал в какое-то другое место, и не согласен с тем, чем ему предстоит здесь заниматься, пускай выйдет из строя. Мне нужны убежденные добровольцы. Те, кто сомневается и колеблется, мне не нужны.
Из строя вышли лишь пятеро. Кто знает, что заставило их сделать это? Может, запоздалые угрызения совести, может, какие-то иные соображения… Но они вышли и замерли, понуро глядя в землю.
Безликий эсэсовец дал какую-то команду стоящим неподалеку солдатам. Солдаты подошли к пятерым вышедшим, отвели их в сторону и здесь же, прямо перед строем, всех расстреляли. Все произошло так неожиданно и было при этом настолько обыденно, что Иван даже поразиться не успел. Только что пятеро человек вышли из строя — и вот их уже расстреляли…
— Учебный центр — секретный, — все тем же ровным голосом произнес Карл Унке, обращаясь к замершему строю. — Те, кто не хотел здесь оставаться, — лишние свидетели. В секретном деле лишних свидетелей быть не должно. Так будет со всеми, кто откажется обучаться в центре. Я понятно выразился? Не слышу ответа! Мне нужен четкий, однозначный ответ!
— Понятно, — вразнобой загудел строй.
— Так-то лучше, — сказал Карл Унке, и его губы тронула улыбка.
Иван Коломейцев выразил желание быть шпионом и диверсантом. Расчет был прост. Вот он выучится на диверсанта, и его забросят в советский тыл. А там он сразу же сдастся советским властям. Да не просто сдастся, а еще и расскажет о засекреченном учебном центре. Это, несомненно, будут очень ценные сведения для советских спецслужб. Ну а затем он попросится в боевую часть бить врага. Такой у него был план. И он бы, наверное, осуществился, если бы не начальник учебного центра Карл Унке. Оказалось, что он самолично беседовал с каждым новым курсантом своего центра, прежде чем приставить его к какому-то конкретному делу.
— Вы желаете стать диверсантом и отправиться в советский тыл? — спросил он, глядя на Ивана бесцветными глазами.
— Так точно, — ответил Иван.
— Почему? — невыразительным тоном поинтересовался Карл Унке.
Вопрос казался простым, но одновременно в нем таился подвох. Действительно — почему именно диверсантом? Почему, допустим, не надсмотрщиком в лагере? Или конвоиром? Что тут ответить? А отвечать было необходимо, и притом ответ должен быть правильным и выверенным, чтобы этот безликий эсэсовец ничего не заподозрил. Ведь если заподозрит, тогда — все. Тогда Ивана наверняка расстреляют — так же, как расстреляли тех пятерых.
— Чувствую в себе такое призвание, — сказал Коломейцев.
— Значит, призвание, — бесстрастно произнес эсэсовец. — Хорошо, когда у человека есть призвание. Зов души, так сказать… И давно оно у вас — такое призвание?
— У меня с советской властью давние счеты. — Иван изо всех сил постарался, чтобы его усмешка получилась жесткой и злой.
— Зачем же вы пошли воевать? — спросил Карл Унке.
— А что же, мне нужно было добровольно становиться к стенке? — На этот раз Иван постарался изобразить иронию. — Призвали, и пошел. Куда мне было деваться? А когда подвернулся случай, то сразу же и сдался.
— Значит, сдались? — глядя куда-то в сторону, уточнил офицер.
— Ну да. Ведь целый был, не раненый. Мог бы и не сдаваться. Никто меня не заставлял.
— Хорошо, — не сразу сказал Карл Унке. — Пойдете на курсы карателей. Будете бороться с местными партизанами и подпольщиками.
— Есть, — ответил Коломейцев. — Вам виднее. А мне без разницы…
— Да, нам виднее, — согласился Карл Унке.
На том разговор закончился. Понятно, что Коломейцев остался недоволен таким поворотом дел. Быть карателем в здешних местах — это совсем не то, что диверсантом в советском тылу. Отсюда так вот запросто к своим не переметнешься. Далеко отсюда свои… Но что же поделать? Будем изыскивать возможности — ничего другого не остается. Не такое, оказывается, это простое дело — добраться до своих. А этот Карл Унке — хитрый черт! Должно быть, все же заподозрил Ивана в чем-то из-за того, что Коломейцев решил стать именно диверсантом, а не еще кем-то. И все повернул так, как ему, Карлу Унке, было надобно. То есть лишил Ивана легкой возможности сбежать к своим, а самого себя обезопасил от возможных рисков и неприятностей. Да, хитрый черт! Что ж, учтем. Авось на будущее и пригодится. Потому что мало ли как могут сложиться обстоятельства.