И он указал пальцем вначале на Ивана, а затем на себя. Жест был красноречив и предельно понятен. Никому, кроме Ивана и поляка, не следовало знать о прорехе в задней стене нужника. Но насколько искренним был этот жест? Не играл ли этот незнакомый поляк в какую-то свою, двусмысленную и подлую, игру? А что, если он замыслил склонить Ивана к побегу и донести на него, чтобы выслужиться перед немцами? Могло ли быть такое? Вполне. Иван ничего не знал об этом поляке. Равно, впрочем, как и поляк об Иване. Тут надо было кому-то рискнуть первому пойти на сближение.
Рискнул Иван. Он подошел к прорехе, отодрал от нее гнилые доски и вышвырнул их наружу. А затем на место отодранного гнилья стал прилаживать новые доски.
— Подсоби, — глянул Иван на поляка.
Поляк молча подошел к Ивану и стал придерживать доски. А Иван начал приколачивать их к стене гвоздями. Но забивал он гвозди не так, как для того бы требовалось, не основательно, а лишь слегка — чтобы прибитые доски можно было легко оторвать, когда это понадобится. Таким способом он прибил несколько досок и испытующе взглянул на поляка. Поляк усмехнулся, ничего не говоря, указал на доски и задорно щелкнул пальцами. И эта усмешка, а более того — щелчок сказали Ивану гораздо больше, чем могли бы сказать слова. В ответ он тоже усмехнулся и тоже щелкнул пальцами. И — ничего больше, и они поняли друг друга.
Таким-то образом — лишь слегка, а не основательно — они заделали всю прореху. Со стороны видно ничего не было, просто казалось, что стена крепкая.
— Гди? — спросил поляк, когда они возвращались в барак.
— Когда? — переспросил Иван. — Думаю, что чем быстрее, тем лучше. А то вдруг кто-нибудь обнаружит нашу лазейку.
Они бежали на следующий день. Дело близилось к вечеру, надвигалась тьма, а она — самый надежный и верный спутник и помощник всякого беглеца. Она и укроет, и запутает следы, и убережет от погони… Учебный отряд, в состав которого входили Коломейцев и поляк, возвращался с занятий на полигоне. Сегодня целый день напролет их учили, как лучше и надежнее окружить обнаруженный партизанский отряд. Занятия были утомительными, приходилось много бегать, ползать по-пластунски, бросаться в короткие стремительные атаки, так же стремительно отходить, стараясь таким образом выманить на себя предполагаемого противника, вновь атаковать, заходя с тыла и флангов… Что и говорить — утомительные это были занятия. И хорошо еще, что учебный полигон находился неподалеку, на территории лагеря, а то бы курсантам пришлось совсем худо.
— Всем десять минут отдыхать! — скомандовал по-русски унтер-офицер. Затем ту же самую команду он повторил по-польски. Этот унтер-офицер не был немцем, он когда-то был красноармейцем, но вот каким-то образом выслужился перед немцами, дослужился до унтер-офицерского звания и теперь командовал учебным отрядом будущих карателей.
Курсанты в изнеможении упали на землю. Кто-то пил воду из фляжки, кто-то закурил, а кто-то просто в сердцах выругался, причем по-русски. Темнота между тем сгущалась, стал накрапывать дождь. Судя по всему, через минуту-другую дождь готов был припустить во всю мощь. Отдыхали курсанты неподалеку от того самого нужника, который накануне ремонтировали Коломейцев и поляк. Иван нашел взглядом поляка и выразительно щелкнул пальцами. Это, несомненно, означало, что можно попробовать убежать. Причем именно сейчас. Все тому благоприятствовало: надвигающиеся сумерки, дождь, нужник с залатанной прорехой в задней стене…
— Подъем! — скомандовал унтер-офицер. — Всем в казарму! Оружие в пирамиду!
Да, у подневольных курсантов было при себе оружие — немецкие винтовки. Без оружия что за тренировка? Конечно, патронов в оружии не было. Патроны для учебных занятий не полагались. Патроны курсанты должны были получить потом, когда станут настоящими карателями и вступят в бой с настоящим партизанским отрядом.
— Господин унтер-офицер! — сказал Коломейцев. — Мне на минутку — в нужник…
— И я теж, — подошел к унтер-офицеру поляк.
— Приспичило вам! — ругнулся унтер. — Ладно, на все про все вам две минуты! А потом догоняйте остальных.
— Слушаюсь, — с готовностью произнес Коломейцев и первым пошел в нужник.
А за ним — и поляк. И оба — с оружием.
Внутри было пусто, и это было удачей. Не сговариваясь, Коломейцев и поляк бросились к задней стене. Миг — и в стене образовался лаз.
— Давай! — вполголоса произнес Коломейцев. — А я за тобой!
Снаружи также никого не оказалось. Шел дождь, и никому не хотелось высовывать носа. Да и к тому же никто и помыслить не мог, что вот сейчас, прямо сию минуту, в лагере происходит немыслимое — побег сразу двух заключенных. Да притом какой побег! Тоже, можно сказать, немыслимый — через прореху в нужнике! Кто бы об этом мог подумать?