ней ш;из. Да, да,– подтвердил он,– я пошел вниз по лестнице, но не в тот день. Я устроил лагерь сразу за воротами, а на рассвете набил рюкзак продуктами, наполнил фляги водой из источника, бившего у ворот, прошел между украшенными скульптурами монолитами и пересек край расщелины. Ступени шли вдоль плоскости скалы под углом сорок пять градусов, и я разглядывал их, спускаясь вниз. Они были сделаны из зеленоватого ка|мня, совершенно не похожего на гранит-порфир, образующий стену1 пропасти. Поначалу я думал, что строители использовали дайку той породы, в которой вырубили ступени, но постоянство угла наклона лестницы поставило мою теорию под сомнение. Пройдя около полумили, я добрался до выступа. От него лестница резко поворачивала и шла дальше вниз, прилегая к скале под тем же углом, что и прежде. Она образовывала зигзаг и, миновав три таких поворота, я понял, что ступени идут вниз спиралью. Никакие дайки не могли возникнуть с такой правильностью. Нет, нет, лестница была встроена. Но чьими руками? Ответ находится в тех руинах, что окружают расщелину, но, думаю, никогда не будет найден. Около полудня я потерял из виду пять вершин и край расщелины. Внизу и надо мной был голубой туман, а вокруг – пустота, поскольку дальний скальный выступ уже давно исчез. Я не испытывал головокружения, а страх пересилило огромное любопытство. Что меня ждало? Какая-нибудь древняя и великая цивилизация, царившая в мире, когда полюса были тропическими садами? Я был убежден, что там нет ничего живого, поскольку все вокруг было слишком древним, чтобы существовать до сих пор, однако думал, что эта великолепная лестница должна вести к чему-то такому же великолепному. Что это было?.. Я продолжал спуск. Через равные расстояния я проходил мимо отверстий небольших пещер. Одну от другой отделяло две тысячи футов. Ближе к вечеру я остановился перед одним из таких отверстий. Думаю, спустился я тогда мили на три, хотя угол наклона был таков, что в сумме это составляло десять. Я осмотрел вход. С каждой его стороны были вырезаны фигуры с верхнего портала, только теперь они стояли лицом к наблюдателю с распростертыми руками, так, словно хотели удержать что-то от выхода из глубин. Лица их были закрыты, а за спинами у них не было никаких отвратительных созданий.-Я вошел внутрь. Пещера уходила вглубь, как нора, метров на двадцать. Она была сухой и отлично освещенной. Я видел голубой туман, поднимающийся вверх, как колонна, с четко очерченными краями. Меня охватило чувство необычайной безопасности, хотя и прежде я не испытывал никакого страха. Вероятно, фигуры у входа были охранниками, но чего? Голубоватый туман сгустился, стал слабо светиться, и я подумал, что снаружи, наверное, темнеет. Немного поев, я напился и лег спать. Когда проснулся, голубизна вновь просветлела, и я догадался, что снаружи рассвело. Снова я двинулся вперед, забыв о раскрывающейся рядом расщелине. Я не чувствовал усталости и, хотя поел мало, не испытывал ни голода, ни жажды. Еще одну ночь я провел в другой пещере, а на рассвете снова пошел вниз. Было уже поздно, когда в тот день я впервые увидел город… Он помолчал, потом продолжал: – Да, там есть город, но я никогда не видел такого, и никакой другой человек не мог о нем рассказать. Думаю, расщелина по форме напоминает бутылку, и отверстие у пяти вершин является горлышком… Не знаю, какую ширину имеет дно – возможно, тысячу миль. Я начал замечать слабые вспышки света далеко внизу,– потом увидел верхушки… пожалуй, деревьев. Но не таких, как наши, а неприятных змееподобных деревьев. Они имели высокие тонкие стволы, а кроны их состояли из множества ветвей с маленькими листьями, похожими на наконечники стрел. Деревья были красными. Кое-где виднелись пятна сверкающей желтизны, и я знал, что это вода, ибо видел, как расступалась ее поверхность – по крайней мере, замечал волнение,– но никогда не видел, чем это вызывалось. Прямо подо мной находился город, и я смотрел на целые мили тесно лежащих цилиндров. Они лежали на боку, образуя пирамиды из трех, пяти, десяти, помещенных один над другим. Трудно описать этот город. Допустим, у вас есть водопроводные трубы определенной длины, и сначала мы укладываем друг подле друга три, на них две, а еще выше одну. Или же берем для основания пять, на них четыре, три, и так далее. Понимаете? Так они выглядели. Но на самом верху виднелись башни, минареты, вздутия и прочие ужасы, поблескивающие, словно их покрыли огнем. Рядом вздымались ядовитокрасные деревья, похожие на голфы гидры, охраняющей гигантские гнезда покрытых драгоценностями спящих червяков! В нескольких футах подо мной лестница образовывала титаническую арку, такую же неземную, как арка, соединяющая Ад или ведущая в Асгард. Арка эта изгибалась и спускалась вниз прямо через вершину самой крупной пирамиды цилиндров и исчезала в них. Она была ужасна… Человек прервал рассказ. Он весь дрожал, а руки и ноги вновь начали свои чудовищные ползущие движения. Из уст вырвался шепот, бывший эхом журчания в воздухе, которое мы слышали в ночь его прихода. Я положил руку ему на глаза, и он успокоился. – Проклятые создания! – сказал он.– Племя из Бездны! Я шептал? Да… но теперь они не могут меня достать, не могут! Через некоторое время он продолжал рассказ таким же спокойным голосом, как и прежде. – Я прошел по арке и через верх того… здания. Голубая темнота на мгновение окружила меня, и я почувствовал, что лестница закручивается спиралью. Повернув вниз, я оказался в… даже не могу сказать в чем и буду называть это комнатой. У нас в языке нет слов для описания того, что находится в расщелине. Футах в ста подо мной находился пол, стены спускались вниз от места, где я стоял, рядом расширяющихся полумесяцев. Помещение было огромно… и заполнено странным пятнистым блеском – словно свет внутри зеленого и золотистого огненного опала. Я спустился на низший уровень. Далеко передо мной вздымался высокий, окруженный колоннами алтарь. Его столбы украшали чудовищные переплетения, словно безумные осьминоги с тысячами пьяных щупалец лежали на плечах бесформенных чудовищ, высеченных из пурпурного камня. Переднюю часть алтаря занимала гигантская пурпурная плита, покрытая барельефами. Я не могу описать эти барельефы! Ни один человек не смог бы этого сделать, человеческий глаз не может их понять, как не может постигнуть фигуры, населяющие четвертое измерение. Только какие-то обостренные чувства, укрытые в глубинах мозга, туманно ощущали все это. Это были бесформенные предметы, не дающие никакого определенного образа и все-таки проникающие в мозг подобно небольшим горячим оттискам: ощущение ненависти… схваток между невообразимо ужасными существами… побед в туманном аду безумных джунглей… бесконечно омерзительные стремления и идеалы. Стоя так, я вдруг понял, что что-то находится за пределами алтаря, футах в пятидесяти надо мной. Я знал, что оно там находится… чувствовал это каждым волосом и каждой клеткой кожи. Что-то бесконечно злобное,'страшное и древнее. Оно ждало, что-то замышляло, угрожало и было… невидимо! За мной находился круг голубого света, и я побежал к нему. Что-то подталкивало меня вернуться, подняться по лестнице и бежать, но это было невозможно. Отвращение к этому Нечто тащило меня вперед, словно сильное течение реки. Я прошел сквозь круг и оказался снаружи, на улице, тянущейся в туманную даль между рядами выдолбленных цилиндров. Кое-где стояли деревья, а между ними находились каменные норы. Только теперь я разглядел удивительные украшения, которые были на них выдолблены. Выглядело это так, словно покрытые i ладкой корой деревья свалились и поросли высокими болезненными орхидеями. Таковы были эти цилиндры; по-моему, они должны были исчезнуть вместе с динозаврами. Они являлись настоящим ударом для смотрящего на них глаза и резали нервы, как бритва. Нигде не было видно признаков живых существ. В цилиндрах находились круглые отверстия, подобные кругу в Святыне Лестницы. Я прошел в одно из них и оказался в длинном пустом сводчатом помещении, стены которого смыкались над моей головой на высоте двадцати футов, оставляя широкую щель, открывающуюся в следующую сводчатую комнату. В помещении не было абсолютно ничего, кроме пятнистого красного света, который я уже видел в святыне. Я.вдруг споткнулся. По-прежнему ничего не было видно, но на полу что-то находилось. Вытянув руку, я коснулся чего-то движущегося, холодного и гладкого; повернувшись, я выбежал из этого места – меня переполняло отвращение, близкое к безумию. Заламывая руки и плача от ужаса, я продолжал бежать вперед. Когда я пришел в себя, то все еще находился среди каменных цилиндров и красных деревьев, пытаясь найти дорогу, по которой бежал, найти Святыню. Сказать, что я боялся, значит, ничего не сказать. Я чувствовал себя, как внезапно освобожденная душа, охваченная паникой при виде первых ужасов ада. Я не мог найти Святыни! Постепенно туман начал густеть, а цилиндры засветились ярче. Я знал, что там, наверху, темнеет, и чувствовал, что вместе с этим приходит время страха, что сгущение тумана является сигналом для пробуждения того, что живет в расщелине. Взобравшись по бокам одной из нор, я спрятался за изогнутым кошмарным камнем, думая, что смогу остаться в укрытии до минуты, когда голубизна станет менее интенсивной, а опасность минует. Вокруг меня усиливался шорох. Он был повсюду и становился громче, пока не превратился в громкий шопот. Украдкой глянул я вниз, на улицу, и заметил движущиеся огни – все больше огней. Они выплывали из узких входов и заполняли улицу. Самые верхние находились футах в восьми над землей, нижние, может, в двух. Они спешили, прохаживались медленным шагом, кланялись, останавливались и шептались – а под -ними не было ничего! – Ничего! – прошептал Андераон. – Совершенно ничего,– продолжал человек.– Это было само.е худшее: под огнями не было ничего. И все же огни эти, наверняка, были живыми существами. Они обладали сознанием, волей, думали… я не знал, что еще. Самые, крупные были шириной в два фута, а в центре имели светлое ядро-красное, голубое, зеленое. Ядро это постепенно расплывалось в туманный полусвет, который, казалось, превращался в ничто, но под этим ничто находилось что-то конкретное. Я напрягал глаза, пытаясь рассмотреть это тело, в которое сливались огни и присутствие которого можно было только чувствовать, но не видеть. Внезапно я замер. Что-то холодное, тонкое, как плеть, коснулось моего лица. Я повернулся – за мной находились три таких огня, бледно-голубого цвета. Они смотрели на меня, если можно представить огни, которые являются глазами. Другая плеть схватила меня за руку, и под ближайшим огнем прозвучал пронзительный шепот. Я испуганно вскрикнул, и тут же шепот на улице стих. С трудом отведя взгляд от бледно-голубого шара, я выглянул: огни на улице тысячами поднимались к уровню, на котором я находился! Остановившись на моей высоте, они разглядывали меня, толпились и толкались, словно толпа зевак на Бродвее. Я почувствовал прикосновение десятка плетей… Когда я пришел в себя, то вновь находился в Городе Лестницы – лежал у подножия алтаря. Вокруг было тихо, никаких огней, только красный свет. Вскочив на ноги, я бросился к лестнице, но что-то швырнуло меня на колени. Тогда я и увидел, что вокруг пояса мне надели желтый металлический обруч, с которого свисала цепь, уходившая вверх, за край выступа. Я был прикован к алтарю! Я сунул руку в карман за ножом – его не было! У меня забрали все, кроме одной фляги, висевшей на шее и, вероятно, признанной частью моего тела. Я попытался сломать обруч. Казалось, он был живым, извивался в моих руках и все сильнее сжимался вокруг меня. Я потянул за цепь – она была закреплена намертво. Потом до моего сознания дошло присутствие того невидимого Нечто над алтарем, и, рухнув у подножия алтаря, я заплакал. Подумайте только – один в таком месте при странном свете, а надо мной висит древний страх – что-то ужасное. Через некоторое время я взял себя в руки и тогда увидел стоящую возле одного из столбов желтую миску, наполненную густой белой жидкостью. Я выпил ее. Меня не волновало, убьет меня этот напиток или нет, однако вкус оказался приятным, и по мере того, как я пил, силы быстро возвращались ко мне. Вероятно, меня не собирались морить голодом. Огни, чем бы они ни были, знали, что нужно человеку. Красноватый свет постепенно усиливался, снаружи нарастал ропот, а сквозь отверстие входа появлялись шары. Они выстраивались шеренгами, пока не заполнили всю Святыню. Шепот их перешел в пение, ритмичное, монотонное пение, поднимающееся и опускающееся, а шары поднимались и опускались вместе с ритмом. Огни появлялись и исчезали всю ночь, и всю ночь слышно было пение, вторящее их подъемам и спускам. Наконец я почувствовал себя лишь атомом мироздания в море ритмичного шепота, атомом, поднимающимся и опадающим вместе с шарами. Говорю вам, даже сердце мое билось в этом ритме! Красный полусвет побледнел, огни один за другим уходили, шепот стих. Я снова был один и знал, что в моем мире наступил день. Я заснул, а когда проснулся, нашел у столба белый напиток. Внимательно осмотрев цепь, крепившую меня к алтарю, я принялся тереть друг о друга два звена и делал этого много часов подряд. Когда краснота начала густеть, в звеньях была вытерта канавка. Я воспрянул духом: появилась надежда на побег. Вместе со сгущением красноты появились огни. Всю ночь продолжалось шепчущее пение, а шары поднимались и опадали. Пение захватило меня, пульсировало во мне, и каждый нерв и мускул пульсировал в его ритме. Губы мои начали дрожать, как у человека, ко