С любовью и благодарностью
Мать.
Слезы текли по щекам Тома.
— Папа, папа, скажи, что это правда!
— Да, моя любимая малышка, да, это правда! Мы победили в конкурсе, и ты будешь видеть… видеть!..
Слезы радости и скорби ручьем текли из бездонных голубых глаз слепой девочки. Она увидит столько прекрасного, но не увидит самого дорогого — доброй маминой улыбки…
Пер. с англ. П. Зотова
Отфрид Ганштейн
ЭЛЕКТРОПОЛИС
ГЛАВА 1
Теперь восемь часов вечера. День идет к концу, и больше, пожалуй, уже ничего не произойдет. Довольно огорчений принесло мне утро. Смешно сказать: у меня такая корреспонденция, точно я какая-нибудь солидная фирма. Эта корреспонденция внушает моей добрейшей хозяйке фрау Мюллензифен глубочайшее уважение ко мне. Она видит на конвертах адреса почтенных торговых домов и контор. Я получаю письма только от первоклассных фирм: Крупп, Сименс, Борзиг… Жаль только, что содержание этих писем всегда одно и то же. Приблизительно следующее:
«Милостивый государь! К сожалению, мы не можем воспользоваться предложением ваших услуг, так как в ближайшее время не предвидится никаких вакансий. Представленные вами удостоверения при сем прилагаются.
С совершенным уважением…».
Можно подумать, что все эти фирмы выработали одинаковый штамп для ответов.
Сегодня утром я получил три таких письма. Днем принесли еще пять. Вечером я был у моего опекуна.
— Милый мой юноша, тебе исполнился двадцать один год. Я охотно признаю, что ты прилежно учился и получил прекрасное свидетельство. Ты блестяще выдержал экзамен, но теперь ты совершеннолетний, и моя опека кончается. Я должен вручить тебе твое наследство. Оно невелико, так как твое образование стоило денег, да и содержать тебя было тоже не дешево. Осталось еще триста марок. Вот, я передаю их тебе. Ты кое-чему научился, ты здоров, силен, пора тебе стоять на собственных ногах. Ты же сам понимаешь: у меня большая семья…
Разумеется, я никогда и не рассчитывал…
Мой опекун всегда был для меня чужим. Я рано потерял мать и остался годовалым ребенком. Впоследствии опекун нашел, что мне незачем поступать в гимназию и что я должен скорей научиться зарабатывать деньги. Три года я работал практикантом, сперва у Борзига, затем у другой крупной электрической фирмы. Потом в течение двух лет я посещал техникум. Теперь я без места.
В подавленном настроении возвращался я домой. Опекун вежливым образом указал мне на дверь, и я оказался выброшенным за борт с 300 марками в кармане. Триста марок, — этого хватит на 2–3 месяца, а потом? Нет, надо как можно скорей найти место. В качестве инженера меня, может быть, и не возьмут, так как я слишком молод, но я могу быть монтером, рабочим…
Дома меня встретила фрау Мюллензифен и сказала:
— Вам опять письмо!
Я пожал плечами: откуда? Все, к кому я обращался, уже прислали мне свои отказы…
Я повертел письмо в руках. Серый конверт, штемпель — Берлин. В письме стояло: «Вы просили у меня места. Жду вас сегодня вечером в 9 часов в отеле «Адлон». Франк Аллистер».
Я трижды прочел письмо, пробежал взад и вперед по комнате и снова прочел: «Франк Аллистер». «Франк Аллистер»… Где я слышал это имя? И сразу же вспомнил: сегодня днем я зашел в кафе Бауэр — просмотреть газету, — разумеется, только страницу объявлений, — и глаза мои упали на следующие строчки:
«Ищу молодого, способного инженера на место в отъезд, за границу. Должен быть молодцом, должен быть гением. Вознаграждение по заслугам. Только те, кто уверены в том, что они обладают именно тем, что мне надо, благоволят явиться. Франк Аллистер. Отель «Адлон».
Я прочел это объявление несколько раз и подумал: какой сумасшедший человек напечатал его?!
Разумеется, мне нечего откликаться на это, ведь я же не гений. И я не откликнулся… А теперь вдруг это письмо!
— Фрау Мюллензифен!
Она вошла.
— Простите, я что-то плохо вижу, у меня воспалены глаза. Прочитайте мне, пожалуйста, это письмо.
Она прочла то же самое, что читал я.