— Эй, парень, куда ты так разогнался!? — послышался за спиной окрик этого товарища, который внезапно оказался рядом и, кажется, хотел схватить меня за плечо.
Пришлось припустить еще быстрее. Здание было уже близко, но каково же было мое разочарование, когда снежный мираж развеялся, и вместо станционного строения передо мной предстал открытый павильон со скамейками, какие обычно стоят на остановках общественного транспорта. И не было поблизости ни билетной кассы, ни зала ожидания, а только носились снежные вихри.
— Кранты! – заорал я не своим голосом и тут же почувствовал, как ноги предательски потеряли сцепление на льду. Резко прокрутившись и размахивая ногами, как балетмейстер, пытаясь удержаться на тонкой грани равновесия и падения, я попытался схватиться рукой за быстро приближающуюся металлическую опору павильона, но рука прошла в нескольких сантиметрах, и я со всего ходу налетел на лавочку, с треском сломав её ногой.
Выплюнув снег, сморщившись от боли, я обхватил ногу и перевернулся на спину, чтобы посмотреть в сторону своего преследователя. Тот не заставил себя ждать, появившись как медведь из белесой кутерьмы снегопада. Его, искаженное то ли злостью, то ли резкими тенями от уличного фонаря лицо, было нацелено на меня.
Сожалея о том, что в поезде мне довелось стать невольным свидетелем бандитских переговоров, я весь похолодел от ожидания, забыв о боли в ноге.
— Что ты нервный такой? — неожиданно изрёк этот Фёдорович. — Я ж пытался тебе объяснить, что прёшь не в ту сторону! Вставай, чего развалился!
— Так нога же! —застонал я в надежде, что убивать увечного он не станет. Хотя, возможно, придумает более изощрённую казнь.
Но он не очень вежливо потянул меня вверх, приводя в вертикальное положение.
Утерев лицо, я решил направить его мысль в безопасную для меня сторону:
— Лучше скажите, где тут такси или автобус, чтобы добраться до Лужков?
— Автобус будет утром, — хрипловато пояснил он, с сомнением оглядывая меня с ног до головы. — И не факт. Замело дороги.
Я начал вытряхивать снег из-за воротника, сильно склонившись и прикидывая, смогу ли сбить его с ног одним рывком.
— Про такси и не мечтай, — продолжал он. — Хочешь — сиди до утра под этим навесом, а я пойду в Лужки. Тут всего три километра!
Видя, что он поднял воротник своей куртки, намереваясь раствориться в метельном сумраке, я рискнул следовать за ним. Всё же лучше, чем околеть на полустанке в полном одиночестве!
Идти было трудно, ноги проваливались в снежное месиво, приходилось всё время уворачиваться от летящих в лицо хлопьев, и фигура попутчика едва различалась в метущейся тьме.
— Сейчас будет легче! – донёсся до меня его уверенный голос свозь гул метели. – Выходим на открытую местность!
Действительно, замёты здесь были не такими глубокими, но в какой-то момент, пытаясь увернуться от очередного снежного закидона, я снова брякнулся наземь.
Попутчик нехотя вернулся и озадаченно склонился надо мной:
— Как зовут тебя, парень?
— Зовите меня Самсоном, шеф! – лихорадочно воскликнул я, боясь шевельнуться.
— Самсон ты или нет, надо идти.
— Так нога же! — простонал я. – Кажется, перелом!
— Действительно встать не можешь?
В ответ я тихо завыл, а он, чертыхаясь, начал удаляться.
— Фёдорович! — взмолился я. — Или как вас там? Сиеньшин! Не покидайте!
Но он уже тащил какую-то ветку.
— Вот интересно, парень, откуда ты знаешь, как меня зовут? Храпел же всю дорогу! Ладно, вставай. И знай: не в моих правилах ломать живые деревья, так что теперь эта ветка — на твоей совести! Обопрись и вставай!
— А сколько ещё кэмэ до Лужков? – крикнул я, захлебываясь порывом налетевшего ветра.
— Откуда ты взялся на мою голову! И что теперь делать с тобой? Тащить тебя волоком? — бормотал он своё.