— Мне нужен нож такого же размера и такой же формы, — показал Хмурый на тот, который только что держал в руках. — Но на рукоятке должно иметься три металлические заклёпки.
Мило улыбаясь, девушка посоветовала обратить внимание на другие ножи такого же размера и примерно такой же формы.
— Нет, мне нужен именно такой! — начинал сердиться Хмурый.
Потом он оценивающе посмотрел на меня и сказал, что со своими запасами бумаг в карманах куртки я мог бы уже догадаться и пожертвовать ему хотя бы один лист.
Пошарив по карманам, я нашел подходящий блокнот, а потом и ручку. Хмурый сделал набросок и показал свой рисунок продавщице, но она беспомощно пожала плечами, продолжая мило улыбаться.
— Так позовите старшего! — Фёдорович взглянул на часы.
Из другого конца зала поспешил к нам солидный мужчина, вытирая запыленные руки о фартук.
Взглянув на рисунок, он снял с полки небольшую коробку:
— Если вам нужен охотничий нож, сразу бы и сказали! Вот, смотрите! — и выложил на прилавок десятка два ножей.
Хмурый внимательнейшим образом пересмотрел каждый из них, долго и придирчиво вертел в руках, ощупывал заклёпки и, наконец, сделал окончательный выбор.
Продавец стал упаковывать нож в бумажную коробку.
— Не надо! — следователь отверг его действия, вынул из кармана прозрачный целлофановый пакет, в котором обычно хранятся вещдоки, и поместил в него покупку.
Продавец сделал вид, что причуды покупателей его совсем не волнуют.
— А теперь — на поминки! — сказал мне Фёдорович и мы пошли на трамвайную остановку.
Ехали минут пятнадцать, и всю дорогу я думал о том, зачем ему этот охотничий нож, зачем со своим ножом ехать на поминальный обед, и зачем вообще туда ехать?
Было как-то грустно, что уже дня три я не слышал голос Люси и не видел её, поскольку всё это время она лечилась дома от простуды, и я ни разу не решился набрать номер её домашнего телефона, потому что опасался услышать голос Бориса. Вероятно, этот тип ещё не уехал в свою Неждановку, и знать об этом мне не хотелось. Увы, и она мне не звонила.
Хозяин квартиры, наш бывший главный подозреваемый Андрей Валерианович Зайцев встретил нас с почтительным выражением лица и пригласил в гостиную, где за столом сидели участники поминального обеда. Однако Фёдорович попросил его задержаться в прихожей, вынул нож из пакета и выжидающе смотрел на доцента, изучая его реакцию.
— Так вы его нашли? — шёпотом изумлённо спросил Андрей Валерианович.
— Вы, главное, скажите, точно ли такой нож исчез из квартиры в день убийства вашей супруги? — так же шёпотом произнёс Фёдорович.
— Именно, именно такой!
— Ещё раз посмотрите: цвет рукоятки, форма заклёпок? Всё в точности как на пропавшем ноже?
Зайцев еще раз осмотрел нож со всех сторон:
— Удивительно, но он абсолютно такой, какой был у меня, и я вам дал описание, пока сидел…
— В каталажке! — дополнил Фёдорович его мысль любимым выражением старшего сержанта Петра Маковенко, который называл следственный изолятор ещё и кутузкой.
Довольный следователь опять сунул нож в пакет и поместил в карман пиджака.
Мы прошли в гостиную. Во главе стола сидела мать преподавательницы, Вера Алексеевна. Её серое лицо и мешки под глазами выдавали бессонные ночи страданий.
По обе стороны от неё расположились мужчины её дочери: Андрей Валерианович занял своё место по правую руку от тёщи, с довольным и загадочным видом потирая свой гладко выбритый подбородок.
По левую руку от Веры Алексеевны находился Ахмед Салих, который отреагировал на наше появление белозубой улыбкой, неуместной на этом собрании.
— Ой, Виктор Федорович! – неожиданно обрадовалась появлению следователя Лу Лин, при этом почему-то игнорируя меня. – Присаживайтесь поближе. А то ведь я скоро уезжаю на родину! Моя миссия здесь окончена!
— А я, напротив, решил задержаться в вашем городе на некоторое время, – озвучил свои планы Салих, услужливо вскочив, чтобы подвинуть стулья.