Все замолчали.
— Что будет с Фроловым? — заплетающимся языком продолжала она, сфокусировав взгляд на следователе.
— Я же сказал, следствие ещё продолжается, — ответил он, берясь за пирожок с капустой. — Разберемся! Позже узнаете!
— Позже меня не устраивает! — она отложила вилку и оперлась локтями о стол, слегка покачиваясь из стороны в сторону. — Его что… могут пустить в расход? Пулю в лоб?
— А что вы его жалеете! — взвилась Ирина Максютина. — Забрал чужую жизнь, и не одну, вот пусть и отдаст свою!
Люди загудели:
— Поделом!
— Так ему!
Хмурый постучал вилкой по графину:
— Решать будет суд!
— А если он, к примеру, не виноват?! — истерично вскрикнула вахтёрша. — Или виноват, но не настолько, чтобы его казнить! Может, у него смягчающие обстоятельства! Может, его жизнь заставила стать таким!
— Ничего себе! — с осуждением глядела на неё Максютина. — Куда это вас понесло, Ивановна? И какое отношение, собственно, вы имеете к Фролову, чтобы так о нём беспокоиться, да еще здесь, за этим столом! У вас совесть есть? Вы зачем пришли?
Хмурый вышел из-за стола, подошёл к окну, посмотрел на улицу. Там сияло солнце и наметилось потепление. На ветках деревьев таяли шапки снега.
— Зинаида Ивановна, — сказал он негромко, но так, что его все услышали, — является законной супругой Валерия Денисовича Фролова, обвиняемого в убийстве Ларисы Васильевны Зайцевой. Поэтому и беспокоится о его дальнейшей судьбе.
У китаянки выпал из рук бокал и вино расплескалось по скатерти. Негромко ойкнула Вера Алексеевна.
– Андрюшенька, я не могу здесь находиться, я плохо себя чувствую! – она оперлась о плечо зятя, грузно выбралась из-за стола и удалилась в спальню.
Доцент заторопился следом, накапав в стакан валерьянки.
Слышно было, как котик гонял по полу корочку хлеба, а часы на стене продолжали хромать, поскрипывая изношенным механизмом.
— Тем более! — первой вышла из оцепенения Максютина. — Не следовало ей сюда приходить!
Зинаида ещё раз опрокинула рюмку в рот и шумно занюхала ломтиком хлеба.
— Вот так вот, — сказала она, – выпила и теперь вам скажу, что думаю. Только ли мой муж во всём виноват? Или у каждого из вас есть свои рожки на голове?
– Да пусть суд разбирается, у кого какие рожки! – запротестовал Салих.
— Каждый из вас, буквально каждый! — не обращала она внимания на его реплику, остриём вилки очертив в воздухе траекторию и поочередно нацеливаясь на Максютину, на Салиха, на Лу Лин, на вернувшегося за стол Андрея Валериановича, а когда вилка уже стала указывать на следователя, Зинаида медленно положила её на стол. — Каждый из вас виноват в гибели Ларисы! У каждого из вас была причина избавиться от неё! Свой мотив, как говорится!
Все снова загудели, заохали. Максютина вскричала, что это уж слишком, что Ивановна, видно, тронулась умом, перебрала спиртного, что её надо показать врачу и всё такое прочее.
— Ну, тогда начнём с тебя, Ирочка! — в руке опьяневшей вахтёрши вилка делала уже нечеткие колебательные движения в воздухе, но примерно указывала на Максютину, которая не знала куда деваться от возмущения. —Думаешь, Валера мне не рассказывал, что это именно ты когда-то, когда он делал тут ремонт, втянула его в эту историю, надоумила брать у Ларисы импортные вещи для реализации, а потом вы оба погрязли в долгах! Так что, дорогая, чья бы корова мычала! Мотив у тебя был железный!
— Это уж слишком! — вскричала та, вскочив и нервно схватив пачку сигарет. — Где тут можно покурить?
— Присядьте, Ирина! — вежливым, но непреклонным тоном заявил Хмурый. — И прошу остальных оставаться на своих местах!
Подумав, что Ивановна скоро успокоится и даст присутствующим чинно провести этот обед, я потянулся к блюду с маринованными помидорами, и только поддел один из них ложкой, как рука вахтёрши, вооружённая вилкой, снова устремилась в сторону Максютиной, сбила мой помидор, и он шмякнулся на скатерть, оставив ужасное красное пятно.
Наблюдая за этим, Хмурый решительно выдернул вилку из рук вахтёрши и вставил в её руку ложку, исходя из целей всеобщей безопасности.