Я взялся за лоб и не знал, что сказать, представляя этого Фролова, который и нас чудом не убил, но мне почему-то стало жаль человека, который загубил свою судьбу. Дурацкий у меня характер какой-то, подумал я.
— Ладно, Самсон, я думала, тебе это важно, ведь твоя статья зависит от этого, спокойной ночи! — на том конце раздались короткие гудки.
— Люсь! — воскликнул я, но перезвонить не решился.
***
— Надо его навестить. Ты со мной? — Хмурый приоткрыл дверцу служебного «Москвича» и сам уселся рядом с водителем, держа в руках стопку книг, обвязанных бечёвкой.
— Фёдорович, а это зачем в СИЗо? — хохотнул пожилой водитель, глядя на книги. — Лучше ему сигарет отвезти, все равно здоровье не успеет испортить!
— Сигареты тоже везу. А литературу он сам заказал…
…Звякнул железный запор камеры.
— Вот, посмотрите, Виктор Федорович, – Валерий Фролов поднялся нам навстречу и указал на книги, лежавшие на тумбочке, – я уже всё прочёл! Раньше понятия не имел о духовной литературе, и только теперь осознал, как много я упустил в своей жизни!
Хмурый протянул ему новую подборку книг и сверху положил несколько пачек сигарет.
— Ну, как там, на воле? – спросил Фролов.
Хмурый пожал плечами. Всё, как всегда. Опять подскочили цены в магазинах. Потеплело, но опять пошел снег.
Фролов сидел, низко опустив голову.
— Знаете, — печально произнёс он, — а я теперь часто думаю о смерти. Раньше как-то не было времени задуматься об этом. Всё некогда, некогда. А потом — глянь, и понимаешь, что жизнь прошла! И начинаешь её ценить, эту жизнь. Не только свою, но и чужую...
Он изменился, посветлел как-то. На смену прежней нервозности пришла рассудительность, как будто человек ехал-ехал, и уже прибыл к месту последнего назначения.
– Жаль, что смертная казнь ещё не отменена, — продолжал делиться он переживаниями. – Жить бы да жить, пусть и в этих убогих стенах! Всё бы отдал за такую возможность!
– Что именно: «всё»?
– Фёдорович, вернул бы тот день. Не убивал бы Ларису.
– Всего лишь, – заметил Хмурый. – Не убивать...
Они помолчали немного. И все мы знали, что это последняя встреча.
Дело оставалось за приведением приговора в исполнение.
В прокуратуре нас ждала Люся с розовым шарфиком на шее. Цвела малиновыми огоньками герань на подоконнике. Над чашками с горячим чаем вился лёгкий парок. Холодков рылся в своём чемоданчике, скрупулёзно раскладывая по кармашкам и секциям инструменты. Молчал телефон. Не возникал прокурор Степанов.
И Хмурый уже не казался хмурым.
— Вот скажи, стажёрка, — подошел он к Люсе, — что может означать один мой кошмарный сон, который стал часто повторяться? Стою я, значит, на краю обрыва, а земля уползает из-под ног. Медленно уползает, но страшно! У тебя же сонник, наверное, есть?
– А у вашей жены, Виктор Фёдорович, его нет?
— Вопросы здесь задаю я! — пошутил он. — Не женат в данный момент!
— Что-то такое я читала, — призадумалась Люся, воздев кверху свои очаровательные глазки в пушистых ресницах. — А, вспомнила! Это значит, что вам, Виктор Фёдорович, предстоит пережить сложный период. Возможно, вас ждёт впереди череда непростых или даже печальных событий…
— Фёдорович, да ты, наконец, выспись, как следует! — подал голос Холодков. —И всё дурное как рукой снимет. Однозначно!
— Я лучше в деревню на денёк смотаюсь, — возразил он. — Шеф разрешил, хоть сегодня, хоть завтра.
В этот момент вошла секретарша и подала следователю письмо.
Он распечатал конверт и прочёл вначале сам, а потом вслух:
«Виктор Фёдорович, сегодня я поездом отбываю в Москву, а оттуда самолетом в Пекин. Буду рада, если вы найдете возможность приехать на вокзал перед отходом поезда. Пожалуйста, приезжайте. С уважением, Лу Лин».
— Который час? — встрепенулся Фёдорович. — Успеем? Ну, тогда поехали все вместе!
Мы подхватились. Холодков сунул свой чемоданчик в шкаф, Люся завертелась у зеркальца, висевшего за сейфом, а я стал с трудом застёгивать свою куртку, набитую бумагами.