Сняв шапку, я протер вспотевший лоб и замер с дурацкой улыбкой на лице.
— Ух ты! — сказал Виктор Фёдорович. — Самсон, да ты уже бегаешь! Нога, значит, в порядке! Однако я не просил тебя отвлекать меня от работы! Так что, будь добр, закрой дверь с той стороны!
На этом романтическом месте наш разговор был прерван прокурором Михаилом Степановичем Степановым. Он был уже пожилым человеком, с коренастой фигурой и важным выражением лица. Войдя в кабинет, Степанов властно отодвинул меня в сторону, словно я был предметом мебели, и сделал знак рукой следователю, чтобы тот притормозил:
— Газетка у них влиятельная, Витя, так что надо дружить. Но в разумных пределах! Публиковать информацию без нашего ведома и разглашать тайну следствия мы не позволим! — эти слова были адресованы уже мне вкупе с суровым взглядом прокурора.
Затем он удалился, и я с бодрым видом плюхнулся на стул напротив Фёдоровича, но тот недовольно хмыкнул:
– Нет, друг, этот стул предназначен для лиц, приглашаемых на допрос! Тебе придётся переместиться на мешки, что стоят в углу.
— Сидеть на них? — неуверенно уточнил я.
— А где же ещё? Мебели у нас не хватает. В стеснённых условиях трудимся, как видишь.
Немного повозившись, я устроился на одном из мешков, но Виктор Фёдорович вдруг спохватился:
— Самсон, а ты бы не сидел без дела, а помогал бы мне. Вот тебе первое задание: вынимай вещдоки из этих мешков!
Я раскрыл первый мешок и обомлел: из него дохнуло запахом несвежей крови.
— Доставай, доставай! Это вещи убиенных граждан. Регулярно развешивай их для просушки на дверцах шкафа, на батарее центрального отопления, на спинке стула. Делай так каждый раз, когда приходишь сюда. Развешивай и просушивай!
— Вы шутите, Виктор Фёдорович?
— С чего ты взял? Я сам регулярно это делаю. Камера хранения в прокуратуре маленькая, в ней всё не поместится. А не сушить нельзя, иначе кровь разлагается и вещдок гниёт. Вот ту окровавленную шапку, будь добр, помести на подоконник таким образом, чтобы я мог хорошо её видеть. Похоже, удар по голове жертвы пришёлся справа и снизу. О чём это может говорить?
— Убийца был ниже жертвы, правша, — ответил я на пустяковый вопрос.
— Молодец! Окончишь юрфак, приходи к нам работать!
Сидевший за соседним столом курчавый парень — как позже я узнал, эксперт-криминалист Николай Холодков, громко хохотнул:
— Фёдорович, ты измываешься теперь не только над стажёрами, но и над репортёрами? Однозначно!
Дверь распахнулась, и в кабинете очутилась стройная девушка, теребя озябшими руками змейку курточки. Наконец, освободившись от неё, сдёрнула с головы вязаную шапочку, встряхнув русыми, длинными локонами. Когда она обернулась, я вскочил:
— Люська!?
В следующий момент мы обнимались, ибо в детстве все каникулы проводили вместе, в одной деревушке, каждый у своей бабушки, живших по соседству.
Вскоре я уже знал, что в отличие от меня, заочника, Люська уже заканчивает юрфак с прохождением практики в прокуратуре.
— Люсьена, пора ставить чайник! — заявил Виктор Фёдорович.
— Вот так и практикуюсь! — она с нарочитым возмущением развела руками. — Полей цветы, поставь чайник, принеси хлеба из булочной! — и помчалась набирать воду.
— Подь сюди, Холодков, давай ещё раз внимательно изучим эту работу, — подозвал следователь эксперта-криминалиста и перевернул халат, расправив на обратной стороне масштабную вышивку.
— Оба-на! — не удержался я от возгласа, увидев изображение красного дракона, вышитое тончайшими нитями во всю длину халата.
Николай принялся рассматривать что-то через лупу, мять и тянуть ткань, потом выдернул ниточку и поднёс к огоньку зажигалки:
— Могу ещё раз заверить, что сие изделие не имеет цены! А если по фактам, то изготовлено оно из натурального шёлка без малейшей примеси синтетики. Вышивка — результат ручной работы мастеров, знакомых с художественным творчеством. Вещь не из разряда дешёвых!
— И Зайцева в роковой для себя день и час была именно в этом, недешёвом одеянии, — задумчиво произнёс Виктор Фёдорович. —. Принарядилась для встречи с кем-то…