Виктор Фёдорович начал с отвлечённой темы, заговорив о погоде, о раннем наступлении морозной зимы. Наверное, хотел раскрепостить напряжённо державшегося Зайцева, как мы обычно перебрасываемся парой слов с людьми совершенно нам не знакомыми, чтобы показать свое расположение к ним.
Но вместо ответной реплики Зайцев молча посмотрел на разрисованное ледяными узорами окно, и далее на вопросы следователя отвечал немногословно, повторяя одно и то же: всю неделю находился далеко за пределами города, в командировке, на юге страны. А по приезду домой обнаружил тело жены и следы ограбления в квартире.
Алиби было так себе! Ни командировочного удостоверения, ни квитанций о проживании в гостинице у него не имелось. Утверждал, что ездил на юг за свой счёт и останавливался в доме коллеги, с которой вместе работали над кандидатской диссертацией. Показал только билеты на поезд туда и обратно, да еще фотоснимок, сделанный на приморской набережной. Там он стоял в обнимку с дамой, нежно прислонившей голову к его плечу.
— Значит, вас связывала не только диссертация? Вы оставили дома беременную жену, чтобы провести неделю с любовницей? — уточнил Виктор Фёдорович.
— Видите ли, мои отношения с Ларисой Васильевной давно утратили характер супружеских, — пояснил Зайцев. — Мы жили уже как соседи в ожидании размена квартиры.
— А как же её беременность?
— Причиной беременности был не я, — спокойный, педантичный доцент смотрел на следователя честными глазами.
— И кто же? Кто должен был стать отцом ребёнка?
— Этого не знаю, — мгла морозного утра на улице развеялась, солнечные блики ворвались в кабинет, заставив Андрея Валериановича отодвинуться в тень. — Я не расспрашивал Ларису, понимал, что личная жизнь у неё налаживается, и был только рад этому. Но кто её избранник — не моё дело. И она знала о моих новых отношениях. Но мы не вмешивались в личную жизнь друг друга.
Люся принялась усердно поправлять рукава своего свитерка, Николай Холодков в углу заскрипел стулом, а Виктор Фёдорович налил доценту чаю и стал размешивать сахар, позвякивая ложечкой.
— Понимаете, Андрей Валерианович, — он подвинул чашку поближе к Зайцеву, — в данный момент, пока идёт проверка вашего алиби, вы являетесь для меня не просто подозреваемым, но главным подозреваемым лицом в деле об убийстве вашей законной супруги! Поэтому советую очень хорошо подумать над тем, что вы сказали, и чего не захотели сказать. От этого зависит ваша дальнейшая судьба.
Зайцев молча кивал, прихлёбывая чай.
Когда его увели, Николай Холодков озадаченно произнёс:
— Имеем дело даже не с треугольником любовным, а с четырехугольником. Однозначно! Но кто бы ни был убийца, у него имелось достаточно времени, чтобы устранить все следы своего пребывания в квартире! Я, конечно, собрал с пола все соринки и пылинки, работая как пылесос нового поколения, но ничего, что указывало бы на личность преступника, там не нашлось! А в прихожей еще и душистый горошек насыпан, чтобы нюх отбить у собак.
— Холодков, ты зациклился на этом! – внезапно возникший прокурор Степанов моментально отреагировал на сказанное, и я даже подумал, что поскольку его кабинет находится за стеной, то, вероятно, он регулярно подслушивает, что тут происходит. — И про каких собак ты ведёшь речь? — продолжал он наскок на криминалиста. — Мы головой работаем, а не нюхом!
— Понятно, что не нюхом, — пошутил тот. — Голова уже выросла от умственных перегрузок, надо новую шапку купить. Однозначно!
— А кудри почаще стриги, однозначный ты наш! — Степанов прошёлся по кабинету уже не вопросительным, а восклицательным знаком, и велел следственно-оперативной бригаде немедленно ускорить темпы, поскольку «время работает против нас».
Дело-делом, но судьбоносная встреча с Люсей вызвала у меня прилив нежных чувств. Я прикинул, чем бы мог удивить девушку своей мечты, и решил пригласить её на обед в недавно открывшееся, маленькое японское кафе. Не то чтобы у меня было много денег, просто писал рекламную статью для этого заведения, и они обещали мне бартер в виде бесплатных обедов.
Вот и настал момент потратить несколько этих обедов на угощение Люси, о чём она, конечно, не догадывалась, а мне хотелось произвести впечатление.