Майкл О’Коннел шел по Бойлстон-стрит по направлению к центру города, Фенуэю, позволяя утреннему бризу свободно овевать тело. Ветер, в котором уже чувствовался намек на близкий ноябрь, гонял по улице облетевшие листья и мусор, устраивая маленькие завихрения. В бодрящем воздухе Майкл ощущал привкус Нью-Гемпшира, напоминавший ему о детстве.
Ступать на ногу было больно, но это была приятная боль.
Татуировщик дал ему пару упаковок тайленола и наложил на свое произведение стерильную повязку, но предупредил, что нога при ходьбе будет болеть. Однако О’Коннела это не беспокоило: несколько дней можно и похромать.
Поблизости от Бостонского университета он знал один бар, который открывался рано. Прихрамывая и слегка сутулясь, Майкл свернул в переулок, стараясь определить, до какой высоты пронзает его болевой электрический импульс, посылаемый ступней. Это была своего рода игра. При одном шаге боль чувствовалась только в лодыжке, при следующем — охватывала уже голень. «Интересно, — думал он, — поднимется ли она до колена и выше?» Он толкнул дверь бара и секунду-другую постоял, давая глазам привыкнуть к полутьме прокуренного помещения.
Два посетителя среднего возраста сгорбились у стойки над своими стаканами. Завсегдатаи, понял он. Глоток спиртного за доллар — вот и все, что им надо.
Подойдя к стойке, О’Коннел выложил пару баксов и махнул бармену:
— Пиво и стопку.
Бармен пробурчал что-то, ловко нацедил стакан пива с шапкой пены в четверть дюйма и налил стопку янтарного скотча. Майкл опрокинул стопку, почувствовав, как виски обжигает горло, и запил его глотком пива. Затем кивнул на стопку:
— Повторить.
— Сначала хотелось бы увидеть деньги, — ответил бармен.
— Повторить, — ткнул в стопку пальцем О’Коннел.
Бармен молчал — он уже высказался по этому поводу.
Майклу пришло в голову с полдесятка вариантов продолжения разговора, каждый из которых мог закончиться дракой. В висках у него стучал адреналин. В такие моменты ему было все равно, победит он противника или нет, — он испытывал облегчение уже оттого, что наносил удары. Ощущение, которое возникало при соприкосновении кулака с чужим телом, было даже более опьяняющим, чем спиртное; он знал, что боль в ноге сразу прекратится и полученного заряда энергии хватит на несколько часов. Он разглядывал бармена. Тот был значительно старше О’Коннела, с бледным лицом и животиком, нависавшим над брючным ремнем. «Справиться с ним будет нетрудно», — подумал О’Коннел, чувствуя, как энергия, требовавшая выхода, напрягает его мускулы. Бармен настороженно смотрел на клиента. Годы, проведенные за стойкой, научили его угадывать намерения посетителей по выражению их лиц.
— Ты думаешь, у меня нет денег? — спросил Майкл.
— Хотелось бы их увидеть, — повторил бармен и сделал шаг назад.
О’Коннел заметил, что двое мужчин за стойкой чуть отодвинулись от него и уставились в закопченный потолок. Это были ветераны, привыкшие к подобным стычкам.
Майкл снова посмотрел на бармена и понял, что тот слишком опытен и провел слишком много лет в темных углах своего бара, чтобы дать застать себя врасплох. Наверняка у него имелось какое-то оружие, уравнивающее его шансы в схватке, — алюминиевая бейсбольная бита или деревянная дубинка с короткой ручкой. А может, и что-нибудь посущественнее, вроде пистолета девятого или двенадцатого калибра. «Нет, — подумал О’Коннел, — девятый вряд ли. Слишком трудно заряжать. Скорее, что-нибудь более древнее — например, специальный полицейский пистолет калибра 38 со снятым предохранителем, который заряжается патронами с плоским наконечником, чтобы нанести максимальное увечье человеку и минимально повредить имущество. Лежит где-нибудь в укромном месте, откуда его можно быстро достать». Пожалуй, он не успеет всадить в бармена нож, прежде чем тот выхватит свое оружие.
Поэтому он лишь пожал плечами. Затем, повернувшись к одному из мужчин у стойки, бросил ему сердито:
— Чего ты там высматриваешь, старый хрен?
Мужчина сделал вид, что не слышит, и не повернул головы в его сторону.
— Так вы будете заказывать еще виски? — спросил бармен.