— Хосода-сан, послушайте! — сказал он.
— Да? — Хосода в очередной раз повернулась к Чо.
Однако язык ему не повиновался. Что-то в мозгу заклинило: Чо хотел объяснить ей, что не имеет права удаляться от лагеря и территории телекомпании, но японские слова повыскакивали из головы. Что ж такое? Почему он внезапно перестал понимать и говорить на ее родном языке?
— Мы почти на месте, — сказала Хосода и принялась что-то объяснять водителю.
Чо не знал, что ему следует предпринять в этой ситуации. В Республике, будь то армия, завод, школа или собственный дом, никто из подчиненных (впрочем, Хосода не совсем подходила под эту категорию) не осмелился бы противоречить ему. Это было аксиомой. Подчиненные, младшие братья и сестры, дети, даже великовозрастные, не должны противоречить старшим. Правило не касалось лишь младенцев. Такая своевольная женщина, как Хосода, мигом вылетела бы из армии или партии и отправилась в удаленный исправительно-трудовой лагерь вместе со всей своей семьей. И она оказалась бы в изоляции: с момента выражения неповиновения всякое общение с таким человеком прекращалось.
— Хосода-сан, — повторил Чо, наклоняясь в ее сторону. — Нам нужно в Дзигёхаму, а не в Накасу.
Голос его не слушался, и Хосода различила лишь невнятный шепот.
— Простите, что вы сказали?
Что он должен сделать сейчас? Заорать, что им нужно возвращаться в Дзигёхаму; назвать ее дурой и ударить? Но это ничего не решит. Как Хосода отреагирует, если он вдруг прибегнет к насилию? Сожмется в комочек? Или окажет ожесточенное сопротивление? В любом случае он не сможет узнать ее мнение насчет захоронения товарищей, а время-то истекает… Но здесь было еще одно обстоятельство: его тяга к ней и возникающее из-за этого чувство вины. Нет, он не хотел бить ее или кричать.
Чо снова тихо сказал, что им нужно возвращаться в Дзигёхаму. Голос его был слаб и дрожал, как в тот раз, когда он просил начальство прекратить «дедовщину». Хосода никогда не жила в стране, где все общение состояло исключительно из команд, выражения подчинения и покорных просьб.
— А, вы все о том же? — произнесла Хосода с оттенком легкого раздражения. — Ну, в таком случае я выхожу.
«Н-да, у нее настоящий характер!» — подумал Чо. Нет, она не играла, не дразнила его. Если он сейчас откажется ехать в Накасу, она и правда выйдет из автомобиля. Поступит точно так же, как и тогда, когда заявила Огаве, чтобы тот искал другого ведущего для передачи.
Тем временем машина уже проехала мимо темных и безлюдных, забранных цепями выходов станции Ниситецу-Фукуока. Поскольку блокада стала свершившимся фактом, район обезлюдел, стянутые сюда полицейские силы были отозваны. Даже если и будет трафик, то до Накасы 1-тёмэ они доедут минут за пять. Чо вспомнил, что, собственно, хотел поговорить с Хосодой в машине. Ли Ху Чоль дал ему разрешение, но не указал конкретного места, где следует провести беседу. Глядя сквозь занавеску на улицу, другой Ли, охранник, спросил, куда они направляются.
— В Накасу, — негромко ответил Чо.
Ли несколько озадаченно посмотрел на него, но, поскольку он не знал, где именно расположен этот район, кивнул и продолжил изучать окрестные пейзажи.
Движение постепенно замедлялось, и наконец машина встала около моста Хариёси, где уже скопилось несколько десятков автомобилей. На западе небо еще слабо голубело, но здания вдоль берега превратились в черные тени. Из машины было видно, как на поверхности реки Нака отражаются разноцветные неоновые огни и как покачиваются на ветру прибрежные ивы. Слева был ресторан с вывеской в форме большого краба, клешни которого двигались в разные стороны. Чо поймал себя на том, что не может оторвать от него взгляд. Река, конечно, не шла ни в какое сравнение с Тэдонганом, но огромное количество людей и плотная застройка поражали воображение. Улицы, казалось, вибрировали от света и звука. Все это напоминало рой светящихся насекомых. Между машинами ловко сновали мотоциклы, доставляющие лапшу и пиццу. От киосков на берегу реки поднимались дымки, в патинко-салонах зажегся свет, вверх и вниз по улицам тянулись вереницы женщин в сверкающих блестками платьях.
Чо знал, что через реку Нака переброшено не менее двадцати мостов. Служащие мэрии, работающие в лагере ЭКК, говорили ему, что где-то здесь, на маленьком, длиной чуть более километра островке, по форме напоминающем дельфина, расположено огромное количество закусочных, пабов, баров, не говоря уже о развлекательных центрах, кинотеатрах и магазинах. По размеру и по объему продаж этот район был крупнейшим в Японии. Всякий раз, когда речь заходила о Накасу, служащие мэрии сразу начинали советовать заглянуть туда, чтобы расслабиться и выпить. Полковник Хан Сон Чин в таких случаях с кислой усмешкой говорил, что, вероятно, их примут за токийских чиновников, если они появятся в этом районе. Но самое интересное заключалось в том, что с момента захвата Фукуоки район стал еще более оживленным. Наверное, люди, чья жизнь внезапно изменилась, за развлечениями пытались забыть о блокаде и оккупации.