— Хорошо, — сдался Чо. — Но не больше десяти минут. Через десять минут мы возвращаемся в лагерь.
Хосода хлопнула в ладоши, и на ее лице вновь заиграла улыбка.
Зал был маленьким и тесным, сильно пахло луком и чесноком. У стойки выстроились барные табуреты. На одном из них сидела женщина со светлыми волосами, жевала пельмени и запивала пивом. В углу приютился столик на двоих. Справа от входа на второй этаж вели узкие ступеньки.
Невысокий худой человек, приветствуя Хосоду, крикнул из-за стойки:
— Саки-тян! Что-то вы раненько сегодня, а?
Следом за Хосодой в помещение вошел Чо, а за ним — Ли с автоматом, и лицо хозяина сразу побледнело. Светловолосая женщина вскочила с открытым ртом, и кусочки непережеванной пищи упали ей на грудь. Женщина средних лет, стоявшая рядом с хозяином, вероятно, его жена, приглушенно вскрикнула и отшатнулась.
Оглядев лестницу, Ли сказал, что поднимется и проверит второй этаж. Не сняв обувь, он стал подниматься наверх.
— Стой! — крикнул ему Чо и повернулся к хозяину. — Там есть кто-нибудь?
— Сейчас никого нет, — ответил мужчина. — Постоянные клиенты из строительной компании приходят к половине восьмого; к нам часто захаживают еще несколько человек, но, если нужно, я могу отказать им. Прямо сейчас, нужно только позвонить. Так что вообще никаких проблем.
Лицо хозяина застыло от напряжения, и он потянулся было к телефону, но Хосода остановила его:
— Да не волнуйтесь вы так! Мы ненадолго.
Хозяин показал Чо и Ли на табуреты; Чо присел, Ли остался стоять.
Хосода поздоровалась с блондинкой, которая пыталась стереть пятно с одежды.
— Вот уж никак такого не ожидала! — воскликнула та. — Надо ж так пугать людей, как я только не подавилась!
Блондинка допила пиво, потянулась к серебристой сумочке, вытащила пачку длинных тонких сигарет и попыталась прикурить. Удалось ей это не сразу — руки сильно тряслись. Ли, сжимая автомат, с непроницаемым лицом всматривался через окно на улицу.
— Извини, пожалуйста, — обратилась Хосода к хозяину. — Не можешь ли ты действительно прикрыть заведение минут на пятнадцать? Просто, если придут другие посетители…
Хозяин кивнул жене; та пролезла под прилавком, отключила вывеску и заперла дверь. Посмотрев на Ли, она не решилась задернуть штору на окне, и Ли это сделал сам.
— Приготовь нам, пожалуйста, шесть порций, — попросила хозяина Хосода. — Да, и еще три — бабушке завезу.
Она предложила Ли присесть, но тот вежливо поклонился и остался на своем месте.
Жена хозяина принялась быстро раскатывать тесто, а сам он занялся начинкой: побросал на сковороду кусочки мяса размером не больше мизинца, добавил немного воды и закрыл сковороду деревянной крышкой. Скоро раздалось шипение, и все помещение наполнилось аппетитнейшим ароматом.
Рассказав Хосоде, чем традиционные корейские погребальные обычаи отличаются от японских, Чо спросил ее, что она думает по поводу реакции местных жителей.
— Ну, это можно узнать, — сказала она и посмотрела на хозяина закусочной. Тот стоял у огня и вытирал тряпкой капающий со лба пот. На его фартуке темнели масляные пятна.
— Как я понял, в Корее вы бы их похоронили, и дело с концом, так? А здесь… Пока я занят готовкой, мне, просите, все это до лампочки.
Он повернулся к жене:
— А ты что думаешь на сей счет?
Она покачала головой, но ничего не ответила. Она ловко заворачивала в тесто кусочки мяса и бросала их на другую сковородку.
— Наверное, она не знает, что сказать, — резюмировал хозяин.
— А я и правда не знаю. Но мне кажется, если человек умирает и его хоронят не по обычаям его родины, он вряд ли сможет попасть на небеса, — проговорила женщина, продолжая свою работу.
— Но ведь у вас есть свой ответ на этот вопрос, я думаю? — сказала Хосода, обращаясь к Чо; она вынула из коробки три набора палочек для еды, сняла с них бумажные обертки и положила палочки на столешницу. — Я и для вас приготовила. — Она посмотрела на Ли и принялась смешивать соус для пельменей.
Ли пробормотал что-то по-корейски. Поднимавшийся от сковороды пар был настолько соблазнителен, что он не смог побороть искушение и метнул взгляд в сторону сковороды.
Разливая в маленькие миски смесь соевого соуса, уксуса и какого-то красноватого масла, Хосода тихо произнесла: